Перечитывая труды Ленина, автор сделал неожиданное для себя открытие. Действительно, великий борец за дело пролетариата всю жизнь боролся. Но с кем? С народничеством, меньшевизмом, оппортунизмом, эмпириокритицизмом, идеализмом, синдикализмом, анархизмом, бундовцами, эсерами, оппозицией и пр. Но менее всего – с самодержавием, его он в основном гневно клеймил и призывал свергнуть.
Ленин презирал и ненавидел парламентаризм, считая его буржуазным обманом рабочего класса, как и все законодательство западных стран в целом. Но сколь–либо ясного представления о том, каким должно быть государственное устройство России после революции, у него не имелось. Знаменитые Советы (сегодня это уже позабыто) – вовсе не ленинское изобретение. Они возникли в ходе первой русской революции стихийно. Ленин лишь уцепился за идею как за модель будущего государства. Их органический порок – слияние законодательной и исполнительной власти – его устраивал, поскольку позволял правящей Коммунистической партии контролировать в одном лице обе власти. Третья власть – судебная – его не интересовала, поскольку в условиях диктатуры, то есть государственно утвержденного насилия, она либо отсутствовала вовсе, либо превращалась в чистую фикцию.
О коммунизме как об общественном строе Ленин в своем многотомном наследии тоже не оставил ничего конкретного, разве что высказал замечательную идею использовать золото исключительно для изготовления унитазов уличных туалетов.
А ведь тогда крупнее Ленина ни в России, ни во всем мире мыслителя не было! Ни при его жизни, ни после смерти, до самого конца ушедшего XX века. Все остальные, даже официальный «теоретик» партии (по совместительству ее «любимец») Бухарин, были просто карликами! Что уж тут говорить о таком ничтожестве, как последний «теоретик» КПСС Михаил Суслов.
Будущая трагедия самой Коммунистической партии, Советского государства, а главное – народов, населявших СССР, была заложена в крайней нетерпимости Ленина к малейшему инакомыслию. Несогласный с его мнением в рядах собственного ЦК по любому вопросу становился личным врагом «самого человечного». Это стало характерной «особенностью» Коммунистической партии, ее руководства, вождя. У Сталина эта нетерпимость приобрела уже патологический характер: своих инакомыслящих или подозреваемых в этом он уничтожал физически.
По мнению автора, загнивание партии, следовательно, размывание почвы под фундаментом всего здания Советского государства было предопределено резолюциями X съезда РКП(б) 1921 года, запретившими всякую фракционную деятельность внутри самой партии. На самом деле речь шла вовсе не о каких–то «фракциях», якобы способных привести к расколу РКП(б), но о любой деятельности или позиции, не совпадающей с «генеральной линией». Если учесть, что все другие политические партии, даже социалистического толка, были одна за другой запрещены, их руководители и большинство рядовых членов уничтожены, то в стране неизбежно воцарилась монополия РКП(б). А всякая монополия, как известно, неизбежно ведет к застою и загниванию.
Совершенно естественно, что в руководстве партии существовали до поры до времени расхождения по разным аспектам, касающимся одной и той же проблемы: как строить социалистическое общество и Советское государство. В условиях нормального функционирования всех ветвей власти и партийного аппарата возникшие споры разрешались бы методом, например, дискуссий, с привлечением высококвалифицированных экспертов, ученых и практиков, с изучением мирового опыта, возможно, экспериментированием в отдельных отраслях народного хозяйства или территориях. Но принять решение могла только группа лиц, облеченных всей полнотой власти, либо вообще один человек – диктатор, как бы ни называлась его должность. Отсюда вывод: борьба за осуществление какой–либо конкретной идеи неизбежно превращалась в жестокую борьбу за власть. Причем за власть абсолютную, включавшую на определенном этапе (в середине 30–х годов) физическую ликвидацию оппонентов.
Троцкий, Сталин, Каменев, Зиновьев, Рыков… Уже не имело значения, кто из них в самом деле был прав в том или ином вопросе: о коллективизации и индустриализации, о заготовительных ценах на хлеб и иностранных концессиях. Все, кроме одного, неминуемо должны были погибнуть. Этим «одним» по многим причинам, по стечению обстоятельств оказался Сталин. В конце своей жизни он уже решал даже проблемы естествознания и биологической науки.
К 1929 году Сталин фактически взял верх над всеми своими основными соперниками. Главный из них, самый опасный, талантливый и популярный, – Троцкий – был из страны изгнан. Рыков, Бухарин, Каменев, Зиновьев еще занимали видные посты, но реальной властью уже не обладали. Сталину оставалось истребить оных физически вместе с сотнями тысяч реальных или предполагаемых их приверженцев.
Значительной долей своей победы Сталин был обязан… ОГПУ. Окончательный «триумф» его власти – кровавая бойня в конце последующего десятилетия была осуществлена уже силами НКВД.
Превратив РКП(б) из нормальной политической партии в подобие, по его собственным словам, «ордена меченосцев», Сталин не мог не перековать органы государственной власти в меч этого ордена в буквальном смысле слова.
До сих пор великое множество наших соотечественников сбивает с толку бросающееся в глаза несоответствие. До сих пор приверженцы так называемого патриотического
{76}
крыла с негодованием вопрошают: как можно отвергать, осуждать советскую власть, когда в те годы отсталая Россия стала одной из самых могучих держав мира, когда при ней была создана мощная индустрия, фундаментальная и прикладная наука достигла неслыханных высот, когда мы одержали исторические победы в культуре, народном образовании, искусстве, здравоохранении, космосе, наконец, разгромили нацистскую Германию?
Никто не отрицает эти реальные успехи. Но какой ценой они были достигнуты? У диктатуры есть одно неоспоримое достоинство: она позволяет за счет неимоверных усилий, концентрации всех средств в кратчайший срок решить какую–то важную задачу, не считаясь ни с жертвами, ни с нормами международного права, ни с собственным законодательством, не говоря уже о таком «пустяке», как права человека, и не абстрактного, а гражданина собственной страны. Самым великим праздником в России по справедливости стал День Победы 9 Мая. И останется, несомненно, таковым навсегда. Но почему для достижения победы надо было вначале отдать вермахту едва не всю европейскую часть страны, позволить ему разрушить тысячи сел и городов, заводов, фабрик, электростанций, ограбить наши музеи, наконец, пожертвовать жизнями двадцати семи миллионов сограждан?!
И почему долгие десятилетия скрывали от народа, что московское метро, Днепрогэс, Магнитогорский комбинат, Байкало–Амурскую магистраль, тысячи других предприятий, плотин, железных дорог, целых городов строили не только звонкоголосые «комсомольцы–добровольцы», но миллионы бесправных зэков? Что за каждым граммом добытого золота, платины, урана – могила безымянного заключенного?
Снова все та же амальгама: победы, успехи, достижения слиты воедино с жертвами, бедами, страданиями, голодом, потерями близких.
Все государственные и общественные институты советской власти также являлись своеобразной амальгамой, им была свойственна уникальная особенность. Они, подобно римскому божеству Янусу, имели два лика. У Януса римского один лик был обращен в прошлое, другой в будущее. Лики Януса советского были обращены один к добру, другой ко злу. Все конституции советской власти, с одной стороны, соответствовали историческим, то есть подлинным, интересам и нуждам страны, а с другой – обеспечивали и ограждали эгоистичные интересы правящей верхушки за счет всего остального населения.
