Нет, он не боялся за себя: за полгода войны Петя насмотрелся такого, что смерть его совсем не страшила. В этот миг мальчика беспокоило только одно: вот эта проклятая воронка может стать навеки его могилой, и никто никогда не узнает о его судьбе. А главное, никто не узнает о гибели его боевых друзей. Эта воронка может похоронить в глубокой тайне и добытые с таким огромным трудом разведывательные данные о противнике…
— Нет, нет… — сквозь слезы твердо, словно клятву, произнес мальчик. — Я выкарабкаюсь отсюда и доберусь до своих.
Он осторожно спустился на дно воронки. Полулежа, несколько минут наблюдал за звездным небом, а затем полез в противоположную сторону от заминированного края. Но и здесь совсем близко от себя увидел торчавшие из-под снега смертоносные волоски мины.
Мальчик съехал на дно обрыва и задумался. Потом стал карабкаться из воронки тем путем, который привел его в эту западню. Вскоре Петя выполз и по проторенной им в снегу тропинке отполз метров на десять в сторону немцев. Затем сверил свой путь с пляшущими в ночном небе трассирующими пулеметными очередями гитлеровцев и медленно, делая часто остановки, обогнул по-пластунски западню. Перед ним все так же темнело уходящее вдаль снежное поле. Ползти было все трудней и трудней, а сил становилось все меньше. Около часа он еще боролся со снегом. За это время мальчик преодолел метров 150, и тут рука его неожиданно уткнулась в деревянный столб, обмотанный колючей проволокой. Петя чуть поднял голову. Впереди темнела полоса заграждения. Несколько рядов колючей проволоки высотой метра в полтора уходили вдаль от него и сливались с темнотой. «Там, за этой колючей проволокой, уже наши», — подумал мальчик. Но тут же тяжело вздохнул: ему еще предстоял трудный путь — преодоление полосы, которая нашпигована минами и разными другими сюрпризами. Мозг юного разведчика лихорадочно заработал, припоминая отдельные тонкости работы саперов. Кое-какие секреты пригодились ему при подготовке и походах через линию фронта — рядом со столбами, на которые крепилась проволока, мины, как правило, не ставились. Он решил преодолевать эту чертову полосу только около столбов.
Мальчик осторожно разгреб снег у толстого соснового столба. Первый ряд колючей проволоки почти касался замерзших комьев черной земли. Тут же валялось несколько сучьев. Он взял крепкий, несколько изогнутый сосновый сук и долго на него смотрел: один конец, тот, что потолще, был срублен ударом острого топора, а на другом — сломанном, скорее всего, при повале дерева, торчали два зубца, похожих на клыки дикого кабана. Он видел их у этого зверя, убитого колхозниками в прошлом году, который повадился на картофельное поле и попортил тогда много картошки. Петя ловко, но очень осторожно вставил в зубцы первый ряд проволоки. Потом он с силой поддал сук двумя руками вверх, да так, что в его зубцы вошел и второй ряд проволоки. Упираясь в землю, сук стоял прямо, а снизу в проволоке образовался небольшой проем, которым воспользоваться взрослый человек, конечно, не смог бы, но щупленький Петя легко пролез через него. Он осторожно опустил проволоку, запорошил снегом очищенное место и метра через два опять уткнулся в столб. Парень теперь уже быстро и ловко проделал ту же операцию, и вот он, третий ряд проволоки, а затем четвертый, пятый, шестой и, наконец, последний — седьмой столб. Семь рядов колючей проволоки и огромное нервное напряжение сделали свое дело. Силы у него были на пределе. Весь мокрый от пота, Петя лег на снег, раскинул руки и устало тихо прошептал: «Все, кажется, я у своих…»
Потом он вспомнил баню, своих друзей. «Ведь им осталось жить какие-то часы — сегодня утром их расстреляют фашисты… И он ничем не может помочь им», — всхлипывая, думал мальчик. Вдруг перед собой он увидел улыбающиеся лицо Вани Голубцова, который подмигнул ему и с ухмылкой сказал:
— Ишь, разлегся, устал, видите ли, он… А задание?.. На тебя надеются, а ты слезы тут льешь, как девчонка. Вставай, Петька, вставай — и вперед!
Мальчик напрягся, вытер слезы и быстро заработал ногами и руками. Здесь, у своих, он все также должен был ползти, а то можно было получить пулю в лоб, теперь уже от красноармейцев. Ведь разбираться, кто тут к ним пробирается ночью, они не будут. Поэтому он решил как можно быстрее достичь передовой. Минут двадцать с яростью полз по этому проклятому полю. И откуда только взялись у него силы? Ведь совсем недавно ему казалось, что больше он не сможет одолеть и метра этого снежного безбрежья. Он остановился только для того, чтобы сверить по трассирующим пулеметным очередям противника свой путь. Полз правильно. Тут вдруг ветер донес до него запах табачного дыма. Мальчик поднял голову — теперь он совсем хорошо чувствовал дым махорки. Той, домашней, которую так любил курить его отец. Мама не раз ворчала на него, что этим едким зельем он просмолил стены всего дома. А отец посмеивался в прокуренные, желтоватого цвета усы и ласково обнимал ее за плечи. Мама сразу замолкала, стыдливо выворачивалась при Пете из его объятий и, махнув на отца без всякой злобы рукой, принималась за какую-нибудь работу. Находясь в тылу противника, мальчик видел, что немцы курили довольно много, но вот такого дыма, родного, совсем домашнего, он никогда не чувствовал. Поэтому он так обрадовался этому запаху махры, как называли ее бойцы Второго Отдельного танкового полка. Мальчик понял, что где-то тут, совсем рядом, находятся красноармейцы. Курить махорку могли только они. Он быстро пополз по направлению запаха табачного дыма. Преодолев метров десять, а может, и больше, уткнулся в траншею. Однако спускаться в нее не стал. Своим неожиданным появлением он мог только навредить себе: попасть красноармейцам на мушку, а то и на штык. «Нет, я не хочу погибнуть вот тут, да еще от своих, — размышлял Петя. — Они наверняка здесь, маскируются в специальном секрете…»
Он выбрался из ада
Петя подполз еще ближе к краю траншеи, зарылся в снег и стал наблюдать. Ждать ему пришлось совсем недолго. Рядом оказался хорошо замаскированный блиндаж, откуда, согнувшись, вышел среднего роста красноармеец в длинной шинели и винтовкой в руке. Он прислонился к специально оборудованному для стрельбы месту. Здесь же находился и замаскированный пулемет «Максим». Мальчик понял, что вышел на сторожевой пост. Такие посты в составе трех-четырех красноармейцев выдвигались впереди для наблюдения за противником. Они же принимали на себя и первые удары гитлеровских войск. Петя продолжал смотреть в спину красноармейца, который наблюдал за немцами. На гитлеровской стороне было почти спокойно: только изредка раздавалась пулеметная стрельба, и в небе тут же вспыхивали трассирующие огоньки. Парень какое-то еще время смотрел на солдата, а затем вполголоса обратился:
— Дяденька!
Красноармеец не обернулся на зов, но юный разведчик понял, что его услышали, и рука солдата тут же опустилась на винтовку, а Петя уже громче продолжил:
— Дяденька! Не стреляйте, я свой!
Красноармеец резким движением вскинул винтовку и хриплым, простуженным голосом скомандовал:
— Сигай в траншею, быстро и без шума.
Петя рванулся из своего снежного укрытия, а солдат приказал:
— Руки вверх!..
