Теперь полковник Паш получил долгожданный повод действовать. 29 июня 1943 года он направил в Пентагон доклад с выводом о том, что «субъект» должен быть отстранен от руководства научным центром «Манхэттенского проекта». Паш утверждал, что контакты ученого с Джейн Тетлок могут привести к утечке секретной информации о работах в Лос-Аламосе к коммунистам, а через них — ее передаче Советскому Союзу.
В середине июля генерал Гровс получил депешу из Пентагона. В ней говорилось, что по рекомендации службы безопасности Оппенгеймер не может быть утвержден руководителем научного центра в Лос-Аламосе. Полковник Джон Лансдейл, курировавший «Манхэттенский проект» по линии военной контрразведки «Джи-2», поддержал доводы полковника Паша.
Такой оборот дела грозил Гровсу большими неприятностями. Он чувствовал, что не может обойтись без этого талантливого исследователя и организатора. Генерал сознавал, что только такой человек, как Оппенгеймер, способен объединить усилия всемирно известных ученых, составляющих мозговой центр «Манхэттенского проекта», — тех антифашистски настроенных европейских физиков, которые уважали Роберта не только за его знания, но и за его убеждения.
Между Гровсом и Оппенгеймером состоялся серьезный разговор. Ошеломленный предъявленными ему уликами, Оппенгеймер уверял, что давно отошел от каких-либо связей с коммунистами, да и его личные отношения с Джейн Тетлок находятся на грани разрыва. Почувствовав, что наступил удобный момент целиком подчинить мягкотелого интеллигента своей воле, Гровс решил сыграть на порядочности Оппенгеймера. Он сказал, что демонстративно кладет все обвинения против ученого под сукно, хотя рискует при этом своей карьерой.
20 июля 1943 года генерал Гровс написал в Пентагон: «Считаю целесообразным немедленно оформить допуск Роберта Оппенгеймера к секретной работе, независимо от тех сведений, которыми вы располагаете о нем. Его участие абсолютно необходимо для проекта».
Гровс умело манипулировал Оппенгеймером, делая ставку то на его благородство, то на его тщеславие. Служба безопасности дала в конце 1943 года следующую примечательную характеристику на руководителя научного центра в Лос-Аламосе:
«Можно полагать, что как ученый Оппенгеймер глубоко заинтересован в приобретении мировой известности и в том, чтобы занять свое место в истории после осуществления проекта. Представляется также вероятным, что Пентагон может позволить ему осуществить это, но что он может и перечеркнуть его имя, репутацию и карьеру, если найдет это нужным. Если дать Оппенгеймеру достаточно ясно осознать такую перспективу, это заставит его по-иному взглянуть на свое отношение к Пентагону».
Подход Гровса к Оппенгеймеру, в сущности, соответствовал этой идее и в конечном счете оказался небезуспешным. Либеральный интеллигент прогрессивных убеждений оказался пленником реакционной военщины, послушным орудием в ее руках.
Когда на завершающей стадии работ и особенно после капитуляции гитлеровской Германии многие коллеги Оппенгеймера воспротивились применению атомного оружия против Японии, он не присоединился к ним. Как научный руководитель «Манхэттенского проекта» Оппенгеймер был причастен, правда, лишь в качестве консультанта к планированию соответствующей боевой операции и выбору объектов для бомбардировки.
Совещание в Суйкося
8 июля 1942 года — в то лето, когда Альберт Шпеер доложил Гитлеру, что создание атомной бомбы потребует не месяцев, а лет, и когда американский «Манхэттенский проект» поглотил английскую программу «Тьюб эллойс», главный штаб японского императорского флота собрал в Токио, в морском офицерском клубе Суйкося, ведущих физиков страны. В числе приглашенных были Иосио Нисина из Института физико-химических исследований, Риокити Сагане из Токийского университета, Бунсаку Аракацу — из Киотского, Масаси Кикути и Цунесабуро Асада из Осакского университета.
Заместитель начальника научно-технического управления флота капитан первого ранга Иодзи Ито объявил о решении учредить комитет по использованию достижений ядерной физики. Перед ним была поставлена задача: изучить возможности военного применения атомной энергии.
Да, подобный вопрос ставился и в милитаристской Японии, хотя об этой главе атомной эпопеи пока мало кто знает. Драматическая гонка за обладание атомным оружием шла не только по обе стороны Атлантики, но и на противоположных берегах Тихого океана. С участниками «Манхэттенского проекта» незримо состязались не только германские, но и японские физики.
— Прежде чем говорить о цели сегодняшнего совещания, — обратился к ученым капитан первого ранга Ито, — мы ознакомим вас с боевой обстановкой, чтобы яснее стала задача, вставшая перед отечественной наукой.
Физики выслушали доклад, который очень мало напоминал газетные сводки, предназначенные для японского обывателя. Через семь месяцев после начала войны ход ее все явственнее оборачивался не в пользу Японии.
Начало боевых действий на Тихом океане ознаменовалось фейерверком побед. Вскоре после успешного удара по Пёрл-Харбору под контролем Страны восходящего солнца оказалась практически вся Юго-Восточная Азия: Филиппины, Индокитай, Таиланд, Бирма, Малайя, Сингапур, Индонезия. Японская военщина вплотную приблизилась к Индии на западе, к Австралии на юге, к Аляске на северо-востоке.
Но к лету 1942 года японское наступление было остановлено в юго-западной части Тихого океана. Утратив стратегическую инициативу после сражений в Коралловом море и у острова Мидуэй, Япония начала отход с некоторых захваченных территорий.
После провала «тихоокеанского блицкрига» в главном морском штабе начались лихорадочные поиски «оружия нового типа», способного изменить ход воины. Такая новинка, как наводящаяся смертником торпеда, хоть и носила название «кайтен» (что значит «повернуть судьбу»), желанного перелома не принесла.
К тому же данные агентурной разведки давали все больше оснований считать: в Соединенных Штатах развертываются секретные работы, связанные с атомной энергией. И вот после консультаций с ведущими научными центрами японский императорский флот решил учредить комитет по использованию достижений ядерной физики. На его первом заседании ученых попросили ответить на два вопроса. Во-первых, можно ли использовать атомную энергию в военных целях? И во-вторых, способна ли Япония создать такое оружие в ходе нынешней войны?
— Запрет на вывоз из Соединенных Штатов урана, тория и радия позволяет предположить, что там ведутся интенсивные работы в области расщепления атомного ядра, — сказал профессор Кикути.
— Если сделать атомную бомбу возможно, мы здесь вправе говорить только о сроках! Неужели в Великой сфере сопроцветания* Восточной Азии не найдется десятка килограммов какого-то там урана! — горячился капитан первого ранга Ито.
* Так именовала японская пропаганда захваченные Японией территории в азиатско-тихоокеанском регионе.
Профессор Сагане тщетно пытался остудить головы собеседников в мундирах. Он пояснил, что атомной взрывчаткой может служить не уран-238, а его изотоп — уран-235, которого в обычной урановой руде содержится в сто сорок раз меньше. Причем отделить легкий изотоп от тяжелого или хотя бы существенно повысить его долю неимоверно трудно. По подсчетам Сагане, чтобы накопить нужное количество урана-235, японцам потребовалось бы чуть ли не целое десятилетие.
