Он вышел в гостиную.
— Ральф, я думаю, что буду завтракать в патио
[57]
.
— Да, сэр, мистер Мэддокс, сэр.
Оуни вышел на крышу, подошел к клеткам, в которых ворковали его голуби, погладил одного или двух, проверил, есть ли у них корм, и сел за столик. Ральф подал ему чай со льдом, а на кухне в это время готовили завтрак.
— Телефон, Ральф.
— Да, сэр, мистер Мэддокс, сэр.
Ему осталось поставить одну точку над i. И все складывалось просто замечательно: эту точку поставит за него злейший из его врагов.
Он вынул бумажник и извлек оттуда записку, полученную от руководителя детективов отдела полиции Хот-Спрингса. На листке бумаги было написано имя и адрес:
Эрл Суэггер
17, 5-я стрит
Кемп-Шаффи, Арканзас
Ковбой. Ковбой каким-то образом сумел удрать, но полиция сделала то, что не удавалось никому другому: копы захватили ковбоя. Сегодня он был освобожден и выслан из Хот-Спрингса. Но для Оуни этого было недостаточно. Он совершенно не доверял людям, подобным этому ковбою, поскольку знал, что гнев ковбоя не уляжется, а будет только разгораться и что он, Оуни, никогда не будет в безопасности, пока ковбоя не устранят. Однако сейчас в Хот-Спрингсе воцарился мир, и все знали, что наступило время прекратить убийства и возобновить работу во имя стабильности и процветания. Дело было сделано.
Но Оуни знал одного человека, который ненавидел ковбоя даже больше, чем он сам.
Он поднял трубку телефона.
Он набрал номер междугородней связи, после ответа оператора сделал заказ, а потом сидел и ждал, сидел и ждал, пока в трубке надрывались гудки, и наконец кто-то ответил.
— Это Оуни Мэддокс. Бен? Это вы, Бен?
— Мистер Мэддокс, мистера Сигела нет. Он в Неваде.
— Проклятье. У меня есть что ему сообщить. Информация, которой он обрадуется.
— Вы не хотели бы передать ее через меня?
— Да. Это имя и адрес в Арканзасе, которые интересуют его больше всего. Это...
Но внезапно перед ним появился Ральф.
— Да, Ральф?
— Сэр, там пришли люди.
— Хорошо, скажи им, чтобы подождали. Я...
— Сэр, они из ФБР. И мистер Беккер с ними.
— Что?
В этот момент в патио решительно вошел Фред Беккер в сопровождении четырех агентов ФБР и четырех полицейских штата, одетых в форму.
— Я вам перезвоню, — сказал Оуни и повесил трубку.
После этого он не спеша поднялся.
— Что все это значит, черт возьми? Ральф, позвоните моему адвокату. Беккер, у вас нет никакого права на...
— Мистер Мэддокс, мое имя Уильям Спрингс, специальный агент литл-рокского отделения Федерального бюро расследований. Сэр, у меня есть ордер на ваш арест.
— Что?
— Сэр, среди вашего имущества имеется картина французского художника Жоржа Брака под названием «Дома в Эстаке»?
— Да, имеется. Я купил это самым законным...
— Сэр, эта картина была украдена в тысяча девятьсот двадцать восьмом году из «Музея д'Оранж» в Брюсселе. Вы владеете похищенной собственностью, которая была перевезена через государственные границы, что является уголовным преступлением согласно федеральному закону двенадцать двадцать три одиннадцать. В соответствии с данным законом вы арестованы. Я предъявляю вам ордер на обыск для обнаружения этой собственности в помещениях вашего офиса в «Южном клубе» и вашего складского комплекса на западе Хот-Спрингса, куда уже направились наши агенты и полицейские штата. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Сэр, я обязан надеть на вас наручники. Мальчики, — он повернулся к своим людям, — переверните как следует это место.
На запястьях Оуни защелкнулись металлические браслеты. Он яростно взглянул на Беккера, который ответил ему ухмылкой.
— Вас заложили, Оуни, — сказал Беккер. — У вас в Лос-Анджелесе есть несколько очень серьезных врагов.
— Да, меня заложили, а вот вас очень крупно подставили, — сказал Оуни, сразу превратившись в бруклинского хулигана, — и вы, Беккер, мать вашу, знаете это тики-так! Мои законники вытащат меня с кичи за пару долбаных минут.
— Вполне возможно, но мы намереваемся провести очень тщательный обыск, и если мы найдем хоть что-нибудь, связывающее вас с ограблением «Алкоа» или каким угодно из двенадцати-пятнадцати убийств, произошедших в Хот-Спрингсе начиная с тридцать первого года, когда вы сюда приехали, я запрячу вас в тюрьму на весь остаток жизни и вы никогда больше не увидите дневного света. Так что попрощайтесь с хорошей жизнью, Оуни.
— Уведите его, мальчики, — приказал агент ФБР.
И когда его уводили, Оуни видел, как его прекрасная квартира превращается черт знает во что.
Часть 4
Чистая жара
53
Эрл ехал на запад, и Хот-Спрингс таял в зеркале заднего вида. Дорога шла через лес, но ему все же было видно, как впереди садится солнце. Полицейский конвой следовал за ним до границы округа Гарленд и остановился там, а он поехал дальше, в Монтгомери.
Он говорил себе, что с ним все в порядке. Действительно, убеждал он себя, он остался жив. Он цел и почти невредим. Вскоре должен родиться его ребенок. Он пережил еще одну войну, которую, как выяснилось, невозможно выиграть, но изменить ничего нельзя было, и позади у него ничего не осталось, кроме вероятной смерти и гарантированного позора и оскорблений.
"Я вам не какой-то там проклятый ангел мщения.
Мстить за мертвых — это не мое дело.
Я здесь не для того, чтобы наказывать зло.
Я не могу один-одинешенек возвратиться в этот город и сражаться против толпы профессиональных бандитов, гангстеров и продажных политиканов.
Моя жизнь впереди. Я воздам почести моим мертвым тем, что проживу хорошую жизнь".
Эрл повторял себе все это снова и снова, внушал себе эти мысли со всей настойчивостью, на какую был способен, пытаясь обрести некую бесчувственность, которая позволит ему жить дальше.
Он пытался убедить себя в том, что нужен своей жене и ребенку, что все закончено и осталось только забыть об этом.
Но вокруг быстро темнело, а дорога так и норовила заставить его повернуть обратно.
И возможно, еще та, нелегко давшаяся ему правда, которую он рассказал мальчику о своем отце.
Он никак не мог оставаться мыслями в настоящем. Его сознание переключало скорости, как хотелось самому сознанию, и он вспоминал о том, как другой ночью, в сорок втором году, ехал по этой же самой дороге в сторону Маунт-Иды и его отец, уже мертвый, сидел рядом, только тогда все происходило намного позже, ночь была темнее и его мысли тоже никак не хотели ему подчиняться, он пытался сообразить, что делать, что предпринять, чувствовал себя и обманутым, и освободившимся от страшно тяжелого бремени и уже ничего не хотел, кроме как разделаться со всей этой историей, выгрузить где-нибудь старого ублюдка и вернуться в Корпус морской пехоты Соединенных Штатов.
