С уважением, Гарольд Э. Перкинс".
Сэм попытался осмыслить новую информацию. Опять этот Форт-Дитрих! Во имя всего святого, какая такая работа ведется в этом безвестном учреждении, затерявшемся в глуши Мэриленда, что требуются поставки компонентов ядерного топлива из Лос-Аламоса? И что уже просто не лезет ни в какие ворота, почему об этом нужно ставить в известность какого-то рядового врача из забытой богом Фиванской исправительной колонии для цветных, штат Миссисипи?
— Папа!
Это была Каролина, семилетняя дочка Сэма, очаровательный ребенок, унаследовавший от матери светлые волосы и веснушки, а от отца ум и рассудительность, и притом отличающийся искрометным чувством юмора, которым не обладал ни один из родителей.
— Малыш, папа занят, — чересчур поспешно и резко ответил Сэм.
— Но этот дядя сказал, что ты должен расписаться, — не отставала девочка.
— Что?
— Подарок. Кто-то прислал тебе подарок.
— О господи, — вздохнул Сэм. — Ну кому, черт побери, пришло в голову присылать мне подарки?
— Посылка из Нового Орлеана. Из универсального магазина Скотта.
— Гм, — произнес Сэм.
Он встал и нехотя последовал за дочерью через гостиную, наполненную детьми, как своими, так и соседскими. Сотрудник службы доставки терпеливо ждал в дверях, держа в руках сверток и папку с квитанцией.
— Я к вашим услугам, сэр.
— Мистер Сэмюэль Винсент?
— Да.
— Сэр, у меня для вас заказная посылка. Она отправлена из лучшего универсального магазина Нового Орлеана. Похоже, кто-то придерживается о вас очень высокого мнения.
— Едва ли, — заметил Сэм и быстро расписался в квитанции.
На улице стоял коричневый грузовик службы доставки, один из целого парка подобных, которые работали быстрее и надежнее федеральной почты.
— Отлично, сэр, — сказал посыльный. — Вот, получите и радуйтесь.
— Благодарю вас.
Дети пришли в восторг. Для них любая посылка, как правило ассоциировавшаяся с Рождеством или днями рождения, автоматически становилась праздником. В этом пакете им доставили счастье.
Сэм принес посылку на стол в обеденном зале. Что бы ни находилось внутри, это не звенело, не громыхало и не булькало. Ничего похожего на мягкую податливость бумаги или ткани. Что-то тяжелое, вроде пресс-папье или стопки старых книг, хотя пакет не был для этого достаточно вместительным.
Внимательно осмотрев посылку, Сэм не нашел ничего необычного. Профессионально выполненная упаковка, адрес и фамилия получателя, аккуратно напечатанные на листке белой бумаги, в качестве отправителя — универсальный магазин, один из самых дорогих и престижных в Новом Орлеане.
Вскрыв упаковку, он обнаружил под плотной оберточной бумагой яркую цветную.
— Это и правда подарок! — воскликнула Каролина. — О, папочка, открывай же скорей!
— Милая, я уверен, что это просто знак внимания со стороны одного из деловых партнеров. Не радуйся напрасно. Здесь наверняка не новая кукла.
— Кукла! Кукла! Кукла! — завопила трехлетняя Терри, младшая в семье.
Малышка обожала подарки. Она любила кукол и мягкие игрушки. Еще совсем маленькая девочка, Терри была любимицей Сэма.
— Готов поспорить, это бейсбольная перчатка, — заявил Билли, высказывая свои собственные пожелания.
В шесть лет он уже хотел стать обладателем бейсбольной перчатки, подобно двоим его старшим братьям.
— Билли, наверняка это оловянная кружка от ассоциации прокуроров штата или еще что-нибудь в таком же духе, — мрачно пробурчал Сэм.
Разорвав обертку, он развязал многочисленные ленточки и открыл взору белую картонную коробку, перетянутую последней золотой лентой. Внутри коробки могло лежать что угодно, начиная от стопки книг и охотничьих стаканчиков до телескопа или бинокля в футляре.
— Это конфеты, — заключила Каролина, признанная сладкоежка. Такой подарок обрадовал бы ее больше всего. — Шоколадные конфеты с клубничной начинкой.
— Может быть, и конфеты. Сейчас увидим, — сказал Сэм и потянул за ленточку.
— А я уверена, что это мармелад.
— Нет, это кукла. Я знаю, это кукла!
— Вот увидите, там пластмассовый самолет. Папа, ну скорее же! Папа, ну скорее же!
— Папа, пожалуйста, открывай скорее!
Но папа и не думал торопиться. Наполовину стащив ленточку с коробки, он застыл. Застыл неподвижно, и у него с лица исчезли все краски. Оно превратилось в безжизненную маску, а сам Сэм замер в неуклюжей позе. Он туго натянул ленточку, словно собираясь ее разорвать, но при этом держал ее крепко, как если бы к ней была привязана лодка, которую грозило унести от берега. Другой рукой Сэм прижимал коробку к столу. Он ощущал под лентой необычное давление, давление, которого не должно было быть. Однако не это стало источником внезапно охватившего Сэма отчаяния. Всему виной был запах, вытекающий из посылки, едва уловимый, однако достаточный для того, чтобы воскресить для Сэма целый мир, и это привело его в ужас.
— Каролина, — медленно промолвил он, — я хочу, чтобы ты...
— Папа, открывай же скорее, мне не терпится...
— Каролина!
Его голос поразил детей.
— Каролина, милая, уведи отсюда всех детей. Выведи их на улицу, подальше от дома. Ну же, дорогая, поспеши!
— Папа, я...
— Дорогая, делай, как сказал папа, и пусть сюда никто не приходит, ты все поняла? Если придет мама, не пускай ее сюда. Попроси миссис Джексон вызвать пожарных и полицию. Пожалуйста, пожалуйста, малышка, поторопись!
Глава 46
Отныне в «доме порки» больше никогда не бывало тихо. Вот какими методами производил расследование Великан: хладнокровным, методичным, равнодушным воздействием кнута на спину. Конец кнута, двигающийся со сверхзвуковой скоростью, причинял страшные увечья. Одним ударом Великан рассекал кожу, наносил глубокую рану. В его руках кнут мог щекотать, словно перышко, или кусать, словно лев, но Великан предпочитал нечто среднее, по возрастающей, неторопливо, шаг за шагом, делая большие паузы, не допуская обильной потери крови, чтобы у ниггера было время понять со всей ясностью, что именно с ним происходит и что с ним будет происходить, и наконец осознать, что нет спасения от кнута палача.
В «доме порки» безраздельно царил кнут. Если ниггер терял сознание, его снимали с дыбы, приводили в чувство, бережно обрабатывали ему раны, и когда несчастному начинало казаться, что все мучения позади и он вернулся в чуть более снисходительную вселенную, его опять вздергивали на дыбу и побои начинались снова, более жестокие, более болезненные, но все же не приносящие избавление смерти.
Никто не умирал, не заговорив, ибо только так работает кнутом хороший палач. Настоящий мастер своего дела знает, когда остановиться. Настоящий мастер своего дела, умный и проницательный, обладает всеми качествами шахматиста, сотрудника контрразведки или талантливого бизнесмена. Он интуитивно чувствует психологию слабости, он способен предвидеть мысли того, кого истязает. Он знает, как близко подходит к черте, и каждый следующий раз сокращает это расстояние наполовину. Так что у него в запасе всегда остается эта половина. Он может бичевать человека часами, днями, окуная его в океан боли, так что все остальное перестает существовать и единственной надеждой становится мечта о смерти; но палач, знаток своего дела, не торопится подарить ее своей жертве.
