Разумеется, не было необходимости добавлять, что это коммерческое предприятие, хорошо проплаченное мистером Тругудом, быстротой своего претворения в жизнь было обязано многочисленным подаркам, займам, взяткам и обещаниям, которые бизнесмен с Севера щедро раздавал официальным лицам Паскагулы и прилегающих округов.
— Сегодня мы отправим партию продукции в протоку Билокси. Отправим на реку Пир-ривер. Отправим в Луизиану и Алабаму. Мы даже поднимемся вверх по реке, чтобы нашими изделиями могли пользоваться в таких забытых богом, отрезанных от окружающего мира округах, как Джордж и Зеленый, и в самом отдаленном и глухом из них — Фивах. Да, друзья мои, мы считаем этот знаменательный день началом нашего возмездия темным водам Миссисипи за всю ту боль и горе, которые они принесли нашим семьям.
Глава 52
Сэм переправил свое семейство в Сент-Луис, к теще, подальше от ответного удара хозяев Фив. Его самого охватили стремление к скрытности, постоянная тревога, мания преследования. Сэм сознавал, что он стал мишенью безжалостного убийцы. Отныне он даже не мог наслаждаться обществом героической Конни Лонгакр, которой пришлось зашивать мизинец и накладывать на него гипс (последняя фаланга была сломана силой удара подпружиненного бойка), причем во время операции она, естественно, шутила и кокетничала с молодым хирургом. Так что в конце концов Сэму пришлось, по возможности не привлекая к себе внимания, снять дешевую квартиру, объединенную с конторой, в непримечательном пригороде Литтл-Рока, неподалеку от авиабазы, в бойком, оживленном месте, где ему оставалось только ждать, когда в ближайшее новолуние Эрл нанесет удар и избавит его жизнь от нависшей угрозы.
И хотя до новолуния осталось лишь несколько дней, Сэм возвратился к своим поискам. Он был полон решимости выяснить тайну Дэвида Стоуна, доктора медицины. Не умея обращаться с оружием, не имея достаточного опыта и не обладая соответствующим складом характера, чтобы стрелять и убивать хозяев Фив, Сэм намеревался полностью посвятить себя этой последней задаче и внести свой вклад в общее дело, каким бы незначительным он ни оказался.
Раз ему не смогли помочь врачи, надо будет проверить юристов. Рассудив, что студенты юридического и медицинского факультетов Гарвардского университета жили в одном общежитии, Сэм, располагая многочисленными знакомыми в мире юриспруденции, начал изучать список выпуска 1928 года юридического факультета Гарвардского университета, в чем ему помогло покровительство его хорошего знакомого, бывшего губернатора Арканзаса, который сам окончил юридический факультет Гарварда в 1918 году. И вот Сэм, закрывшись в одиночестве в своей конторе в Литтл-Роке, снова повел телефонную войну; теперь он разыскивал людей через коллегии адвокатов, муниципальные органы власти, через крупные юридические фирмы, через руководство больших корпораций и через деканаты многочисленных юридических факультетов.
Именно здесь у него наконец забрезжила слабая надежда на прорыв. Сэм разговаривал с неким Реджинальдом Дюпри, живущим в городе Мэдисон, штат Висконсин, профессором юридического факультета университета штата Висконсин.
— Да, мистер... как вас там?
— Винсент. Сэмюэль Винсент, сэр.
— Мистер Винсент, видите ли, я не был знаком на медицинском факультете ни с кем, кроме моего бедного брата.
Сэм, изучивший списки выпускников медицинского факультета Гарвардского университета, знал, что никакой доктор Дюпри не получал диплома в 1928 году, а также в 1929 и 1930 годах.
— Понимаю, — вежливо произнес он.
— Джерри был человеком взбалмошным. И совершил много ошибок в жизни. Не поймите меня превратно, он был умным, но, по-моему, вся беда в том, что отец усиленно толкал его в медицину, а у Джерри не было желания посвящать жизнь медицине.
— Ваш отец был врачом?
— Он был и врачом, и юристом. Такие встречаются. Нам с братом предстояло продолжить семейную традицию, каждому в своей области. Я выполнил пожелание отца, но Джерри в конце концов вылетел из университета на третьем курсе. Его поймали, когда он списывал на экзамене. Это стало причиной семейного скандала. Сейчас Джерри живет в Техасе. Преподает биологию в средней школе. Вот уже несколько лет я не получал от него никаких известий.
— У вас есть его адрес?
— Есть.
Записав адрес, Сэм после долгих трудов дозвонился Джерри Дюпри в Нью-Браунфельс, однако результатов это никаких не дало. Сначала Джерри решительно отрицал существование своего брата, затем он утверждал, что никогда не учился в Гарварде и даже ничего не слышал о Гарварде, и наконец он категорически заявил, что знать не знает никакого доктора Дэвида Стоуна. Однако Сэм слишком долго проработал прокурором, и от него не укрылись судорожные глотки, возвещающие о лжи, — так происходит, когда лжец начинает неуклюже сочинять на ходу и горло ему забивает поднимающаяся волна слизи.
Поэтому он понял, что Джерри Дюпри что-то известно. Потратив на дорогу целый день, Сэм приехал в Нью-Браунфельс, зеленый городишко к югу от Остина, и навестил мистера Дюпри в средней школе. Разумеется, там он был всеобщим любимцем: не только любимый учитель, но и тренер школьной баскетбольной команды, председатель шахматного клуба, помощник редактора еженедельной газеты «Нью-браун-фельсец» и член городского совета.
Джерри Дюпри заставил его подождать, и когда Сэм наконец вошел к нему в кабинет, он застал Джерри в возбужденном состоянии.
— Сэр, — начал Сэм, — я приехал сюда не для того, чтобы навлечь на вас какие бы то ни было неприятности. Мое появление никак не связано с вашим прошлым, если не считать того, что вы, возможно, располагаете какими-то сведениями о некоем Дэвиде Стоуне. Меня не интересует, где и когда вы с ним познакомились. Поймите правильно, происходящее ни в коей мере не является допросом и не обладает никаким юридическим статусом. Я лишь прошу вас об одном одолжении.
Дюпри молчал, раздираемый внутренней борьбой. Наконец он сказал:
— Я построил себе здесь новую жизнь. Я сожалею о том, что произошло, об ошибках, которые совершил в прошлой жизни, об отцовском гневе и презрении брата. Но я горжусь тем, чего добился здесь, горжусь детьми, которым я помогаю, и я не собираюсь терять это.
— Я не представляю для вас абсолютно никакой угрозы. Я не буду делать никаких записей. Я готов показать под присягой, что никогда с вами не встречался. Наш разговор никак не связан с какими-либо юридическими действиями, вам не придется давать показания в суде. Окажите любезность, поделитесь своими воспоминаниями, и, обещаю, вы больше никогда меня не увидите.
— Все это было так давно, и я уже многое забыл.
— Однако вы все-таки знали Дэвида Стоуна.
— Он был моим другом. Совсем недолго. Почему — не знаю. Дэвид был честолюбив до безумия и очень трудолюбив. Быть может, он почувствовал во мне то, чем был он сам: сына, согнувшегося под ношей семейных надежд. Меня это сломило; Дэвида же, полагаю, это сделало святым.
— Он был святым?
