— Вы можете застрелить одного, передернуть затвор и выстрелить другому в колено? — поинтересовался Френчи.
Суэггер не ответил ни слова.
— Если хотите, я сам пойду туда с карабином. Если раните старика в ногу, мы сможем взять его живьем. Он не дурак. Если он не захочет идти с нами, кубинцы потащат его в камеру пыток. И тогда я ему не позавидую.
Оружие было установлено прочно, перекрестье не подрагивало. Эрл изучил лица обоих и навел мушку на шею парня, в мягкое место между ухом и челюстью. Пуля перебьет Кастро позвоночник, после чего от него останется только сноска в истории Кубы. Расстояние до цели номер два было небольшим, и Суэггер знал, что сумеет передернуть затвор за секунду. Да, русский быстр, но насколько? Если он перекатится вправо, можно попасть ему в ляжку, не задев яремную вену, иначе раненый через несколько минут умрет от кровотечения. Эрл представил себе, что человек вскрикивает, прижимает ладони к ноге и пытается зажать рану. Русский прекрасно поймет, кто выстрелил в него.
Эрл почувствовал, что кончик его пальца перестал давить на спусковой крючок и тот вернулся на прежнее место.
Он опустил винтовку.
— Знаешь, я не могу нажать на крючок.
Френчи уставился на него.
— Что?
— Забудь об этом. Я не стану стрелять. Это не для меня. Убийства — это по твоей части, малыш.
— Я... Вы должны сделать это! Ради бога, Эрл, это не шутка. Не игра. Это наша работа. Это нужно нашей стране. Ради бога, вы обязаны...
Эрл сплюнул в пыль.
Потом поднял глаза и увидел, что Френчи целится в него из карабина.
— Эрл, вы сделаете то, что я скажу. Сделаете. Поняли? У вас нет выбора. И сделаете немедленно, пока они не ушли.
Эрл хмыкнул.
— Малыш, ты тоже не нажмешь на крючок. Не смеши меня.
И Френчи опустил карабин.
— Это неправильно, — сказал он.
— Пусть кубинцы сами решают, что им делать с этим мальчишкой.
Эрл снова посмотрел в оптический прицел, навел перекрестье на середину расстояния между Кастро и русским, чтобы каждый из них услышал свист пролетевшей рядом пули и понял, что их заметили. Он улыбнулся, увидев, как рука русского опустилась в воду и появилась снова с мокрым шейным платком. Парень потянулся за ним, и в то краткое мгновение, когда оба взялись за концы платка, Эрл спустил курок.
Когда прицел прояснился, в воздухе еще стоял туман, поднятый пулей, которая попала в воду. Кубинец со всех ног бежал к берегу.
Русский уже исчез.
46
Лейтенанту Сарриа снились белозубые красотки с кожей цвета карамели и цветком в волосах. Ему было пятьдесят четыре года, и его собственная кожа была намного темнее карамели. Волосы были с проседью, тело — сухое и длинное, а глаза — печальные. Ему часто снились юные женщины. Их походка с музыкой в каждом шаге. Их груди, покачивавшиеся под блузками. Их зады, гордые и упругие. Их волшебные улыбки и глаза. Их длинные, хрупкие пальчики ног с розовыми ноготками, их...
Шум заставил его проснуться.
— Что это было? — спросил капрал Де Гуама, варивший кофе.
— Похоже, выстрел, — сказал рядовой Моралес.
Все трое носили зелено-коричневую форму кубинской полиции, нуждавшуюся в стирке и глажке, но были без галстуков. Вообще-то местом их службы была Севилья, расположенная в нескольких милях от берега, но после безумного нападения на казармы Монкада им велели организовать блокпост на окраине прибрежного города Сибоней. Однако затем лейтенант решил, что беглец едва ли заявится в густонаселенный город. Поэтому он поехал в джипе на запад, искать более подходящее место. Наконец они нашли старый шалаш, где провели день без радио— и телефонной связи, готовые отдать жизнь за Кубу и ее президента, а в ожидании этого момента как следует отоспаться. Новый чин Сарриа не светил (для чернокожего вполне достаточно лейтенанта), а двое других мечтали лишь о том, как бы отлынить от дежурства. Все трое были вооружены, однако два из трех их револьверов были пусты. Патроны имелись только у лейтенанта, но, поскольку произведены они были в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, Сарриа сомневался, что от них будет какой-нибудь прок.
— Ну, — проронил лейтенант, — думаю, нам нужно что-то предпринять.
— Наверно, — грустно ответил Де Гуама. Ему всегда что-то мешало. — А кофе допить можно?
— Он всегда хочет кофе, — сказал рядовой. — Он живет ради кофе.
— Ну, Де Гуама, вообще-то нет. Я бы предпочел, чтобы ты пошел с нами. Как ты на это смотришь?
Сарриа не иронизировал. Обязанности командира его тяготили. Он искренне хотел знать мнение капрала.
— Нет-нет, я не против, — ответил Де Гуама.
Все трое встали. Моралес не смог найти свою фуражку, а Де Гуама не стал надевать сапоги.
— Мы все равно пойдем по песку, а там мягко.
— Ладно, будь по-твоему, — ответил Сарриа.
Они вышли наружу и увидели только то, что видели уже два дня: ослепительно белый песок, ослепительно синюю гладь бухты, ослепительно голубое небо и темно-зеленый лес на спускавшихся к самой воде отрогах Сьерра-Маэстры. Солнце было жарким, ветер стих. На лбах полицейских тут же выступил и потек по щекам пот. Воздух был душным, и отсутствие ветра никого не радовало. Что ни говори, стоял конец июля.
— Думаю, стреляли вон там.
— Это опасно? Человек с ружьем? Наверно, лучше вернуться в город и вызвать подкрепление.
Де Гуама был не самым храбрым из полицейских.
— Это просто охотник, — откликнулся рядовой Моралес. — Наткнулся на кабана и прикончил его, вот и все.
— Кабаны не спускаются так низко, — возразил лейтенант Сарриа. — Они любят высоту. Там прохладнее.
Все трое немного прошлись по песку, но не увидели ничего необычного. Птицы, цветы, орущие чайки, рыболовный траулер у самого берега...
— Я никогда не видел, чтобы они подходили так близко, — заметил Моралес.
— Может быть, они и стреляли?
— Ружье на этом старом корыте? Сомневаюсь. Впрочем, у шхуны слишком глубокая осадка. Может быть, они сели на мель.
— Нужно спросить.
Они двинулись вперед. Потом было много споров, но все же Моралес, а не Де Гуама первым заметил какое-то движение справа и криком предупредил остальных.
* * *
Спешнев по-пластунски отполз в деревья, притворился мертвым и начал ждать. Но солдаты не появились. Их не было. Он пытался мысленно восстановить последние секунды. Они с мальчишкой стоят по колено в воде, отмокают, пьют понемногу, не давая себе воли, как сделали бы на их месте дураки. Судно в нескольких сотнях метров от берега. Солдаты еще не поднялись на гребень. Никакого шума, никакого признака присутствия людей. Вообще ничего.
