Кто-то хлопнул его по спине. Он ощутил исходящую от них теплоту, любовь и уважение.
— Будь спокоен, Ричард. Для белого ты не так уж плох.
Он смотрел, как они уходили. Молодой сложил пальцы пистолетом и спародировал, как бы он застрелил полицейского, все четверо разразились громким смехом.
— Ричард?
Он обернулся. Перед ним стоял бледный молодой человек, лет на пять моложе Ричарда.
— Ричард, меня зовут Аарон Майлс. Я твой сокамерник. Мне интересно знать...
— Я с тобой разговаривал?
— Ах, нет. Я просто...
— Ты просто никто, молокосос. Если мыбудем разговаривать, я имею в виду, еслимы будем разговаривать, а не когдамы будем разговаривать, то я буду решать, когда мненачать этот разговор и стану ли я слушать тебя. Ты меня понял, баранка?
— Да, сэр.
— Да, ты будешь отдавать мне половину своих сигарет. Каждую неделю ты будешь мне их отдавать. Понял? Иначе мне придется проявить к тебе интерес, а тебе вряд ли будет это приятно.
— Понял, сэр.
— А теперь пошел вон.
Парень опрометью выскочил из камеры. Ричард посмотрел ему вслед. У парня была привлекательная задница.
Сейчас, впервые за несколько месяцев, он почувствовал что-то; хоть какое-то человеческое чувство пронзило его тело до костей, на лице появилась натянутая улыбка.
Он вошел в свою камеру и посмотрел на картинку, которую он повесил над столом.
Схваченное несколькими штрихами пера животное, свернувшись клубком, лежало на невидимой плоской поверхности, мышцы его были напряжены, голова повернута в энергичном движении, словно животное высматривало добычу, маленькие глазки чернели, как угли, во всем облике пульсировала неукротимая кровожадность. Под картиной была надпись на французском языке: Лев, повернувший поднятую голову влево.Это была картина Делакруа. Ричард понял, что этому художнику тоже удалось правильно изобразить шею.
Да, это были львы!
