ПРИГОВОР: ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ КАЖДОМУ ИЗ УБИЙЦ — ДВОЮРОДНЫМ БРАТЬЯМ.
В этом альбоме была вся жизнь Лэймара, то, чем он гордился, его, если так можно выразиться, резюме. Что можно сделать с таким человеком? Как его переделать? В его происхождении и то есть криминальный элемент. В раннем возрасте он уже проявил свои антисоциальные наклонности. Он всегда был чрезмерно, неестественно агрессивен. Конечно, он с необычной легкостью воспринял нравы и правила криминальной среды. Он был рожден, чтобы стать преступником, и он им стал. Больше тут говорить не о чем.
Бад положил альбом вырезок обратно в ящик. Во всем этом не было ничего, кроме предупреждения тем, кто осмелится встретиться лицом к лицу с Лэймаром, не имея за плечами крепкого тыла и не будучи до зубов вооруженным. Его надо поймать на мушку и спустить курок. Это все, что может сделать человек для Лэймара Пая.
Бад посмотрел на часы.
Господи, он же находится здесь уже битых три часа. А Холли ждет его на улице.
Бад потянулся за стопкой глянцевых журналов, чтобы положить их обратно в ящик. Но журналы были очень скользкими, они выпали из его руки и рассыпались по полу, открываясь на самых непотребных страницах. Бад выругался и наклонился, чтобы собрать рассыпавшиеся журналы, как вдруг на круглых грудях пентхаусовской сучки он заметил какой-то вдавленный рисунок. Эта вдавленная линия являлась следом какой-то замысловатой фигуры. Это не был сам рисунок. Это был след рисунка. Кто-то положил на журнал листок бумаги и рисовал твердым карандашом. След рисунка вдавился в глянцевую бумагу.
Бад поднял журнал, поднес его к глазам и попытался найти такой угол падения света, чтобы выявился секрет рисунка. Но у него так ничего не получилось. Он так и не понял, что же здесь нарисовано. И тут в голову Баду пришла очень удачная мысль. В ящике Ричарда, среди его принадлежностей художника Бад увидел термочувствительную бумагу. Он достал ее и, приложив к странице журнала, стал водить по поверхности термочувствительного листа угольным стержнем. В местах вдавлений стержень не оставлял следа. Появлялся своеобразный негатив — на месте вдавлений появлялась белая линия.
Закончив работу, он посмотрел, что же у него получилось. С листа бумаги на него скалилось изображение льва.
Глава 13
Map ушел с Рути. Рути девочка. Руги Map понапона.
Делл идет на двор. Там мумукавка. Ви-чад. Мумукавка хороша-хороша я. Мягкая. Вкусно пахнет. Глаза ба-а-льшие. Спокойная, глаза коричневые. Трону муму-навну. Она говорит му-у-у-у-у. Вичад — нененене!
Вичад девчонка.
Вичад девчонка. И Рути девчонка. Вичад — Рути девчонки.
Вичад всегда у-у-у-у, как девчонка. Вичад маленький.
Вот Рути. Map — нет. Где Map? Map ушел? Map совсем ушел?
ГДЕ MAP?
Деллу плохо. Деллу больно. Делл боится.
ГДЕ MAP?
«Map придет» — Рути.
Вичад, где Map?
Рути-Рути, где Map?
Вичад: «Я не знаю» Делл.
Делл: у-у-у-у-у! Нет Map. Делл у-у-у-у-у. Делл хочет Map. Делл все красное в глазах. Внутри красное. Жарко. Жарко. Жарко.
ГДЕ MAP? ДЕЛЛ ХОЧЕТ MAP.
Вичад, скати, а то Делл даст щелбан Вичаду.
Вичад плачет. Девочка Вичад. Нет. Делл. Больно.
ВОТ ТЕБЕ ЩЕЛБАН, ВИЧАД. ВОТ ЩЕЛБАН.
Ой... Map!
Map. Новая машина. Белая машина.
Деллу хорошо-хорошо.
Новая машина, Делл, новая машина.
— Да, Оделл, новая, красивая, а вот покрасим ее, так она станет еще краше, — сказал Лэймар, выходя из запыленного автомобиля. — Ричард, ты у нас художник? Так вот и займись этим, сынок. Покрась этот пылесос.
Ричарду, однако, было не до художеств. Он выглядел так, словно из него выжали все соки и вышибли дух. Цветом лица он напоминал увядшую петунию.
— Что с тобой, дитятко?
— Оделл ударил меня! Дважды!
— Но я не вижу на тебе крови. Если бы Оделл на самом делетебя ударил, ты бы изошел кровью.
— Но он правда ударилменя.
— Оделл, не надо давать щелбанов Ричарду. Ричард хороший. Оделл, проси прощения.
Лицо Оделла вспыхнуло от стыда. На какое-то мгновение в его глазах мелькнуло выражение истинной боли.
— Делл сделал плохо, — сказал он.
— Вот видишь, Ричард, он просит у тебя прощения. Ты прощаешь? Ну, вот и хорошо. Забудем обо всем.
— Да, стоит ли помнить о таких мелочах, — согласился Ричард.
— Лэймар, ребенок очень расстроился, когда ты ушел, — вмешалась Рута Бет. — Мы вряд ли справимся с ним в твое отсутствие.
— Не переживай, радость моя, — отозвался Лэймар. — Пошли. Есть дело.
Но переживал Ричард. Была секунда, когда казалось, что Оделл лишится последних проблесков человеческого сознания. Его пустые глаза налились страхом и яростью. Он схватил Ричарда и дважды шлепнул того по голове, превратив его в безвольно болтающуюся в чужих руках тряпичную куклу. При мысли о том, что он может потерять Лэймара, Оделла охватили страх и ненависть, превратившие его в опасного психопата.
В подобном настроении Оделл мог убить кого угодно. Ричард содрогнулся при одной мысли, что Оделл останется на земле один, без Лэймара. Такая перспектива напугала Ричарда до колик.
— Ну, ребятки, пошли работать, — скомандовал Лэймар.
Весь день они красили машину из распылителей, и Ричард пытался спастись от своих мрачных мыслей, уйдя с головой в работу. Он удивился, когда понял, сколько радости приносит ему эта простая работа — покраска машины. Это было освобождением: освобождением от львов, освобождением от причудливых выходок Оделла, освобождением от страха и от тирании Лэймара. Отчистив ржавчину и старую краску, Ричард распылял над машиной краску ровными круговыми движениями. Про себя он был поражен тем, насколько быстро автомобиль приобретает новый, ярко-оранжевый цвет и как хорошо это у него, Ричарда, получается. Он оказался маляром лучшим, чем Лэймар, он намного превзошел в этом искусстве Руту Бет, об Оделле же и говорить нечего. Тот так и не понял, что от него требуется, и тупо распылял краску над одним и тем же местом, под конец даже Лэймар понял бесплодность попыток объяснить Оделлу смысл того, что они делали, и поручил своему двоюродному брату другую, более простую работу. Скоро все было готово. Перед ними стояла совершенно новенькая, ярко-оранжевая машина.
На следующий день была пятница. Лэймар сказал Ричарду:
— Ладно, Ричард, сегодня мы поедем с тобой. Нам нужна вторая машина.
— Вторая машина?
