Он повернулся и выбрался из бункера в темноту.
* * *
Русский неподвижно лежал в высокой траве на небольшом пригорке примерно в тысяче двухстах метрах от базы. В темноте он почти ничего не видел, только непрерывные вспышки ракет в районе сторожевых постов – их выпускали каждые три или четыре минуты, – случайные передвижения морских пехотинцев среди хижин да смену часовых. Никакого ощущения, будто что-то идет не так, как надо, у него не возникало.
Он все еще ощущал усталость после без малого пяти часов передвижения ползком, но уже чувствовал, как к нему начинает возвращаться энергия. Он посмотрел на часы: 4.30. Винтовка Драгунова лежала перед ним в траве. Приближалось время действовать.
Он ловко повернулся на четверть оборота, не отрывая туловища от земли, отстегнул лямки рюкзака, стянул его со спины на землю и открыл. Оттуда он извлек большой цилиндрический предмет – оптическое устройство, богато оснащенное электронной начинкой. Это был телескоп ночного видения ППВ-5, советская разработка, слишком неуклюжая для того, чтобы ее можно было присоединить к винтовке, но очень хорошая для стационарного наблюдения. Он установил прибор на землю перед собой и нащупал пальцами выключатель. Как правило, он не доверял этим вещам: слишком хрупкие, слишком неудобные, слишком тяжелые, и это еще не самое худшее. Он знал, что один человек настолько пристрастился к их использованию, что лишился таланта и инициативы, а с другим случилось еще хуже: он утратил собственное ночное зрение.
Но в данном случае устройство прекрасно подходило для решения тактической проблемы. Соларатов был хорошо укрыт, но у него был слишком уж большой выбор возможных вариантов развития операции; он должен был безошибочно заметить появление снайперской команды, которое, как он ожидал, произойдет за час до рассвета, чтобы вовремя перебраться на свою огневую позицию и встретить их, как только они появятся из-за холма. Если же они не придут, он просто проведет там день, терпеливо ожидая их появления. В рюкзаке у него было достаточно воды и продовольствия, чтобы продержаться чуть ли не неделю, хотя, конечно, с каждым днем ему предстояло немного слабеть. Но сегодня он чувствовал себя прекрасно.
В зеленом туманном кружочке окуляра устройства, которое грубо усиливало рассеянный ночной свет, он на удивление детально видел лагерь. Он видел горящие сигареты часовых, он видел, как они осторожно уходили со своих постов, чтобы покурить марихуаны, или выпить чего-нибудь, скорее всего пива, или просто посетить отхожее место. Но он знал, куда смотреть. Под стеной, сложенной из мешков с песком, совсем рядом с бункером разведчиков в подножье холма имелась ложбинка, протянувшаяся прямо к нему. Он мог даже указать на резкий изгиб в проволочном заграждении, на узкий проход через пояс плотно установленных клейморовских мин, тянувшийся дальше, сквозь поле более мощных противопехотных мин, защищавших ближние подступы к базе. Это был четко очерченный путь, по которому могли проходить люди. Если кто-нибудь выйдет из лагеря, то он воспользуется именно этим путем.
Первым сигналом явилась всего лишь краткая, но яркая вспышка – это на мгновение открылась дверь бункера, и горевший внутри свет тут же был уловлен линзой, в которую смотрел Соларатов. Снайпер глубоко вздохнул, и в следующую секунду сверкнула вторая вспышка. В свой прибор он видел, как два тяжело нагруженных человека подошли к краю периметра и замерли на месте.
Он наблюдал за ними. Он ждал. Если бы только у него была винтовка, обладающая убойной силой на расстоянии полторы тысячи метров! Он мог бы сделать два выстрела прямо сейчас и покончить со всем этим делом. Но такого оружия не существовало ни в его собственной стране, ни тем более в той стране, где он сейчас находился. Наконец один из американцев выпрямился, посмотрел через ограждение, перелез через него, спрыгнул с высоты в один метр на узкую полоску земли и съехал на заду на дно оврага. Чуть погодя следом за ним полез и второй морской пехотинец. Он был заметно более крупным и грузным человеком и спрыгнул вниз совсем уж неловко, но, скатившись по земляному откосу, сразу же присоединился к своему командиру.
Здесь эта пара снова приостановилась, осматриваясь, выжидая. Лидер взял в руки винтовку – да, на ней был оптический прицел – и внимательно осмотрел горизонт в поисках признаков засады. Ничего не заметив, он опустил оружие и что-то сказал помощнику. Тот неуклюже поднялся с земли и пошел – очень медленно и осторожно! – через минное поле, подошел к разрыву в проволочном заграждении как раз там, где ему и следовало быть, и проскользнул на другую сторону. Его командир следовал за ним, а когда они миновали зону ближних подступов к базе, вышел вперед и зашагал неторопливым размеренным шагом, слегка пригибаясь под тяжестью рюкзака. Соларатов следил за ними, пока они не скрылись из виду.
Ну вот, они пошли, подумал он.
Он выключил прибор ночного видения и ловко заскользил через траву к своей огневой позиции.
* * *
Примерно в 6.30 из за горизонта показались солнца. Их было два, оба оранжевые, оба мерцающие, оба выкатывались из-за края земли как раз над отдаленными деревьями. Донни зажмурил глаза, открыл, снова зажмурил. У него болела голова.
– Ты в порядке? – чуть слышно прошипел Суэггер, лежавший рядом с ним.
– В полном, – солгал Донни.
– Ты все время моргаешь. Что, черт возьми, происходит?
– Я в полном порядке, – продолжал настаивать Донни, но Суэггер оглянулся назад и вгляделся в пятно желтой травы, которой поросла гряда бугров, обозначенная им на карте как Зона-1.
Конечно, Донни был далеко не в полном порядке. Он вспомнил когда-то прочитанную им книгу о пилотах бомбардировщика времен Второй мировой войны – там был солдат, у которого в глазах все двоилось. Вот и у него в глазах все двоилось. Но он не кричал «Я вижу всех по двое!», как тот парень.
У него было всего лишь легкое сотрясение мозга, которое не могло бы послужить причиной для того, чтобы его уложили в госпиталь или хотя бы освободили от наряда. Он годился для любой работы, которая могла найтись в Корпусе, – за исключением, конечно, этой. Корректировщик – это глаза, и ничего больше.
– Что за чертовщина с тобой приключилась?
– А?
– Что, черт бы тебя подрал, с тобой случилось. У тебя рожа распухла, как грейпфрут. Тебя что, били?
– Я упал. Споткнулся о бочку. Это все пустяки.
– Черт бы тебя побрал, Фенн, это единственный долбаный день в твоей жизни, когда ты не имел права падать. О господи! У тебя двоится в глазах? Ощущаешь боль? Есть слепые пятна в поле зрения?
– Повторяю, я в полном порядке. Готов работать.
– Дерьмо собачье. Будь оно все проклято.
Суэггер с яростным выражением на лице повернулся обратно, но тут же полностью отключился от всего и принялся изучать в бинокль Зону-1; его снайперская винтовка лежала перед ним на земле. Донни несколько раз мигнул – жаль, что у него не было с собой ни одной таблетки этого проклятого аспирина, – и прильнул глазом к корректировочной трубе М-49, стоявшей перед ним на треноге.
