– А то я буду думать об этом весь обратный путь.
– Парень, ну чего тебя трясет? Никто не выходит в поле, когда ему осталось прокантоваться на базе всего одни сутки. Это традиция морской пехоты.
– Ага, традиция, фигиция. А еще есть традиция, что должен быть парень, который будет тебя подстраховывать, парень, который будет держать связь. Парень, который будет прикрывать твою задницу, если до этого дойдет.
– Господи, – повторил Суэггер и беспомощно поглядел на Фимстера и Брофи.
– Вообще-то задание и впрямь для двоих, – промямлил Брофи.
– Ну, если идем, значит, идем. Полный полевой комплект. «Клейморки», снаряженные и поставленные на предохранители. Мне было бы крайне неприятно угодить в ловушку в самый последний день.
– Все снаряжено, все поставлено, все скручено и хватит на линию в добрых девять метров, – доложил Донни.
– А когда ты умудрился подготовиться?
– Я только делаю мою работу.
– Ты упрямый сумасшедший ублюдок, и я очень надеюсь, что бедная девочка знает, с каким твердолобым болваном она связалась.
За полчаса до рассвета Донни проснулся и обнаружил, что Боб уже встал. Он в последний раз напялил камуфляжный костюм, вскинул на спину рюкзак. Фляги готовы. «Клейморки» готовы. Гранаты готовы. Он раскрасил лицо неровными зелеными и коричневыми пятнами. В последний раз, сказал он своему отражению в зеркале и улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
Он проверил оружие: три магазина для автомата калибра 0,45, восемь магазинов для М-14. У него был отработанный нерушимый ритуал: проверить все вещи одну за другой, а потом проверить все еще раз. Все было готово.
Донни вылез из своей хижины и отправился в бункер S-2, где Боб, навьюченный точно так же, не считая того, что вместо М-14 у него была винтовка «ремингтон», поджидал его, потягивая кофе, спокойно разглядывая карту и разговаривая с Брофи.
– Ты не должен идти, Фенн, – сказал Боб, взглянув на него.
– Я иду, – ответил Донни.
– Проверь свое оружие, а затем снаряжение.
Донни снял с плеча М-14, передернул затвор один раз, дослав патрон в патронник, а потом еще раз, чтобы выкинуть патрон. Поставил винтовку на предохранитель, затем взял автомат, убедился в том, что магазин полон, а патронник пуст, как его с самого начала учил Суэггер. Быстро проверил снаряжение; все было в полном порядке.
– Ладно, – сказал Боб, – обсудим напоследок. Идем вот сюда, в сторону Хойана. Выдерживаем направление точно на север через густой кустарник и по дамбе между рисовыми плантациями. В десять ноль-ноль мы должны выйти на высоту восемьсот сорок. Там мы выбираем подходящее место, пару часов рассматриваем рисовые чеки в бинокль, а в четырнадцать ноль-ноль выходим назад. Будем дома, самое позднее, в восемнадцать ноль-ноль. Все время будем находиться в радиусе четкой связи PRC.
– Хороший план, – одобрил Брофи.
– Ты готов, Фенн? – спросил Боб.
– Вперед, к победе, «Семпер фи» и все такое прочее, – ответил Донни, в последний раз вскидывая на спину рацию и привычным движением передвигая ее вправо. Потом взял М-14 и вышел из бункера.
Вдоль горизонта уже протянулась светлая полоска.
– Я не хочу сегодня выходить на север, – сказал Боб. – Сам не знаю почему. Пожалуй, лучше будет, если мы сегодня нарушим и еще одну традицию. Выйдем с востока, как в прошлый раз. Мы никогда не повторяем своих действий, так что если кто-нибудь и следит за нами, то он не будет этого ожидать.
– Но ведь его нет, он мертв, – сказал Брофи. – Вы же сами его сделали.
– Ну да, конечно.
Они подошли к наружной стене укреплений. Навстречу им вышел часовой.
– Все спокойно? – спросил Суэггер.
– Сержант, я всю смену то и дело смотрел в прибор ночного видения. Там ничего нет.
Боб высунулся из-за мешков с песком и окинул взглядом расчищенную зону, залитую, выглянувшим из-за горизонта солнцем. Он и сам знал, что не сможет ничего разглядеть толком, потому что солнце било ему прямо в глаза.
– Ладно, – сказал он, – поохотимся последний денек.
Он положил винтовку на бруствер, уперся руками, вскинул тело на стенку, взял «ремингтон» и скатился вниз. Донни приготовился отправиться следом за ним.
* * *
Сколько дней прошло? Четыре, пять? Он не знал. Вчера до полудня он вытряс в рот последние капли воды из фляжки. Он настолько изнемог от жажды, что даже думал, что может умереть. Всю ночь его преследовали галлюцинации: он видел людей, которых убил; он видел Сидней, где выиграл золото; он видел женщин, которых имел; он видел свою мать, видел Африку, видел Кубу, видел Китай – он видел все, что видел.
«Я лишаюсь рассудка», – говорил он себе.
Все вокруг казалось подсвеченным неоновым ореолом. Каждый нерв пылал, словно его жгло огнем, желудок болел, перед глазами то и дело проплывали голодные видения. Нужно было взять больше еды, упрекал он себя. То и дело его сотрясали неудержимые судороги; очевидно, от недостатка сахара в крови.
Этому дню предстояло стать последним. Больше ему не выдержать.
Погода была очень неудачной. У него не было никакой зашиты от солнца, и кожа на шее между краем берета и воротником обгорела до малиновой красноты и облезала клочьями. Тыльные стороны кистей рук так распухли, что он лишь с величайшим трудом мог сжимать кулаки.
Впрочем, ночи были не лучше: они стали холодными, и в темноте его непрерывно знобило. Он боялся спать, потому что мог бы пропустить выход американцев. Поэтому он бодрствовал по ночам и спал днем; беда была лишь в том, что днем было слишком жарко для того, чтобы можно было выспаться. Его непрестанно жрали насекомые. Нет, ему никогда уже не выбраться с этого проклятого клочка земли в самой никчемной стране в мире. Он обонял смрад своего собственного телесного разложения и знал, что пребывает вне пределов цивилизации и сопровождавших ее санитарных требований. Он загнал себя за грань самого худшего, что только могло быть в его работе. Зачем он здесь?
Потом он вспомнил зачем.
Снайпер посмотрел на часы: 6.00. Если они сегодня выйдут на задание, то им самое время появиться.
Усталым движением он поднес бинокль к глазам и посмотрел вперед. Ему приходилось прилагать усилия для того, чтобы сфокусировать зрение, он чувствовал, что у него недостает сил твердо держать бинокль.
«Почему я не выстрелил в тот раз, когда...»
Движение.
Он моргнул, не веря своим глазам; его охватило то чудесное чувство, которое испытывает охотник, когда после долгого преследования добычи наконец-то видит ее на расстоянии выстрела.
Да, там что-то двигалось, хотя рассмотреть происходившее детально при все еще слабом свете было трудно. Казалось, что от бункера к брустверу идут люди, однако с уверенностью сказать себе, что так оно и было, он не мог.
