О господи… В окно Боб видел луч фонарика Тельмы, танцующий на стенах и потолке. Маленький дом, в котором было всего несколько комнат, оставался погружен в темноту.
«Ну же, давай!» Бобу хотелось увидеть, как Тельма выводит подозреваемого, скованного наручниками, а из-за дома к ней спешат ребята с оружием. Хорошая работа, отличная работа, замечательная работа, молодец, старина Тельма, но…
Боб увидел, как откуда-то из-под дома — вероятно, это было подвальное окно, прорезанное в цоколе, — выбралась какая-то фигура и, низко пригибаясь, прокралась через двор к живой изгороди вокруг соседнего дома.
И тотчас же в самом доме сверкнула яркая вспышка и прогремел грохот, разорвавший ночную тишину. Вертолет нырнул вниз, к земле устремился слепящий луч прожектора. Звук выбитых стекол и выломанных дверей завершил историю: парни из группы захвата начали штурм. Быть может, Кабби оглушил Тельму, а теперь она пришла в себя и дала ребятам в касках зеленый свет. Но черная фигура, выбравшаяся из дома и прокравшаяся через двор, внезапно выскочила из укрытия и со всех ног побежала по улице, стремясь как можно больше оторваться от преследователей. Кабби мчался прямо на Боба, и того внезапно захлестнули воспоминания из далекого прошлого. Это был футбол: нападающий с мячом вырвался из общей толчеи и бежал к задней линии, и у него на пути стоял одинокий защитник. Боб понимал, что это плохая идея, шестидесятитрехлетний старик с больной ногой и все такое, однако его мысли не имели никакого значения, имело значение только то, что он сделал, а сделал он вот что: поднявшись с земли, он побежал наперерез, превозмогая резкую боль в бедре, определив нужный угол, быстро сокращая расстояние.
В последнее мгновение Кабби увидел его и выхватил откуда-то револьвер. Но Боб уже был слишком близко. Неудержимым тараном он налетел на своего противника, с силой вонзая плечо ему в живот, стараясь повалить его на землю и пробежать дальше. Где-то в подсознании прозвучал крик тренера, донесшийся из мезозойской эпохи: «Пройди сквозь него, Бобби, сбей его с ног, вдарь как следует плечом, взорвись в него!» Что Боб и сделал, идеально, как написано в учебниках. Оба рухнули на землю под хруст костей, у обоих перед глазами на миг померк свет, оба в кровь ободрали колени об асфальт, кувыркаясь, судорожно пытаясь отдышаться.
Боб не почувствовал удара коленом в голову. Это не могло быть выполнено сознательно. Просто так иногда случается в футболе, когда два летящих тела сталкиваются друг с другом и плечи ударяются со смачным шлепком сырого мяса, упавшего на пол, а руки и ноги беспорядочно спутываются. Получилось так, что колено Кабби дернулось в спазме, вызванном воздухом, выдавленным из легких, и это колено попало Бобу в голову рядом с ухом. Удар пришелся в самую точку, и у Боба в мозгу зазвонил колокол, так громко, что перед глазами засверкали огоньки, взорвались петарды, пролетели трассирующие пули, взметнулись искры над головешками, пробежали тысячи паучков. Боб повалился на землю, переплетенный с Кабби, и на какое-то мгновение его конечности и головной мозг умерли. Через секунду окружающая действительность вернулась, сначала звуками. Топотом бегущих шагов. Ревом двигателя вертолета. Затем вернулся свет: вертолет пригвоздил к земле Боба и его добычу ослепительным кругом яркостью в три с половиной тысячи люменов, полностью лишенным теней и красок, за исключением неестественного холодного лунного серебра прожектора. Боб заморгал, ощутил боль, попытался сделать вдох и только тут сообразил, что Кабби туго стиснул ему горло. Боб закашлял и задергался, и рука немного ослабла.
— Черт побери, мистер, веди себя смирно, иначе я всажу тебе пулю в башку! — крикнул Кабби с таким надрывом, что суть его послания не менее красноречиво передалась реактивной струей слюны, брызнувшей Бобу в лицо.
Боб увидел что-то краем глаза и почувствовал, как это что-то прижалось ему к голове. По круглой форме он понял, что это дуло револьвера.
«Проклятье! — подумал он. — Похоже, я влип по-настоящему».
— Черт бы тебя побрал, Тельма… ты же говорила… ты говорила… черт бы тебя побрал, Тельма…
— Кабби, успокойся. Не делай глупостей. Этот человек не полицейский. Он тебя ничем не обидел. Отпусти его и положи револьвер, и мы во всем разберемся.
Боб увидел ее футах в двадцати пяти, как раз за границей конуса света; у нее за спиной трое бойцов из группы захвата приготовились вести стрельбу с колена, наведя оружие на цель, и Бобу хотелось надеяться, что целятся они в Кабби, а не в него. «Братцы, цель маленькая, вероятность промаха большая, — подумал он, судорожно пытаясь отдышаться. — Палец на спусковом крючке нежный, дыхание ровное».
— Кабби, не делай глупостей, — сдержанным голосом произнесла Тельма. В ярком свете прожектора она выглядела совершенно невозмутимой, словно мамаша, которая успокаивает расшалившегося ребенка. — Отпусти этого человека. Положи револьвер, и мы разберемся, как быть дальше.
— Тельма, нет! Ты говорила… ты говорила… нет, я к этому больше не вернусь. Так не должно быть. Проклятье, ну почему все это происходит, ну почему, почему, почему? Я никого не трогал. О господи, они у меня в голове, я слышу их крики! Боже! Нет, Тельма!
Боб лихорадочно думал: «Ну где этот долбаный снайпер, когда он так нужен? Он что, отправился тренировать бойскаутов?» Знающий свое дело специалист с хорошей винтовкой калибра 0,308, заняв правильную позицию, послал бы 168 гран лучших федеральных боеприпасов в глаз Кабби и дальше в его убитый метамфетамином мозг, и все было бы кончено за время, которое потребовалось бы летящей со скоростью две тысячи триста футов в секунду пуле, чтобы достичь цели. Но никакого снайпера здесь нет, только женщина-полицейский и три молодых парня, которые трясутся от страха и никак не могут удержать ровно свое оружие.
Тельма сделала еще один шаг вперед. Да, мужества у нее не отнять. Но чем все это кончится? Этот никчемный Кабби запросто успеет всадить пулю Бобу в голову и, развернувшись, пристрелит Тельму, прежде чем та достанет пистолет из кобуры. Разумеется, после этого все трое из группы захвата героически разрядят в него по магазину, вот только Бобу и Тельме уже будет все равно. Ну зачем он сделал такую глупость? Куда бы смог убежать этот Кабби, накачавшийся «ледком», от которого у него в мозгах дыры? Однако его запястье с железной силой сдавило Бобу горло, и Боб снова начал вырываться, чтобы глотнуть воздуха, чувствуя смрад немытого тела Кабби, ощущая страх и безумие, вибрирующие в его плоти.
— Больше ни шагу, черт побери! — воскликнул Кабби, с такой силой прижав дуло револьвера к макушке Боба, что у того лопнула кожа.
Потекла кровь, Боб почувствовал сначала тепло струйки жидкости, затем щиплющую боль ранки.
— Кабби, успокойся. Говорю тебе, можно обойтись без пострадавших.
— Но ты снова отправишь меня туда. Я не знаю, зачем это сделал, Тельма, я ничего не помню. Я ничего не знаю, я так долго пробыл в отключке, что едва ли вообще садился за руль, но у меня в голове звучат проклятые голоса, твердящие: «Ты столкнул девчонку, ты столкнул девчонку». Тельма, я ни за что не поднял бы руку ни на одну девчонку. Я их люблю, девчонок, и иногда они бывают со мной ласковыми. Господи, эти голоса у меня в голове — как же это больно! Я не могу вернуться… не могу вернуться. Так не должно быть… я ни в чем не виноват, я не хочу никому делать больно. Господи, Тельма, этого не должно быть… я больше не выдержу… все кончено… О Тельма, ты говорила, что поможешь мне… извини, я больше не могу…
