Глава 2
Это произошло так быстро, всего за две недели. Его волосы из лета перешли прямо в зиму, не задержавшись в осени. Они не поредели, не выпали, а как-то вдруг приобрели тускло-серый оттенок. И Боб сразу же стал выглядеть древним стариком — по крайней мере, ему так казалось.
Причиной этого было воспоминание. Недавно ему пришлось сразиться на мечах, в настоящем поединке не на жизнь, а на смерть — и это в двадцать первом веке, в одном из самых современных городов на земле! — с одним японским господином, обладавшим высочайшим мастерством и талантом. Однако он одержал победу. Убил своего противника, бросил его изрубленный труп на белоснежном поле свежевыпавшего мокрого снега, окрасившегося в алый цвет от крови.
Боб часто задумывался: «Почему я одержал победу? Я не имел права победить. Просто мне… повезло. Чертовски повезло. — Эти мысли, подобно червю, глодали его сердце. — Чертов везунчик. Почему мне повезло, а тот парень умер с вываленными на снег внутренностями?»
Впрочем, нельзя сказать, что Свэггер вышел из схватки без единой царапины. Японец вспорол ему бедро вплоть до стальной кости, и прошло слишком много времени до того, как были наложены швы, которые спасли Бобу жизнь. Рана так до конца и не зажила, и он напрасно упрямо утверждал, что все в порядке. Нога затвердела, как будто поток крови, перекрытый швами, наливался, разбухал, готовый разлиться алым океаном. Кроме того, своим последним ударом убийца сделал Боба смешным, и в этом также заключалась его посмертная месть. Походка Боба стала комически подпрыгивающей. Он по-прежнему мог ездить верхом, мог ходить, но вот бегать стало трудновато. И никакого лазанья по горам. Жизнь ему спас мотоцикл, создав иллюзию свободы, которая когда-то была главной его ценностью.
— Я выгляжу на все сто пятьдесят, — сказал Боб, поглядев на себя в зеркало в то утро.
— Что ты, тебе не дашь ни дня больше ста сорока пяти, — ответила его жена. — Солнышко, посмотри на папу, он стал совсем белым.
— Папа снеговик! — воскликнула маленькая Мико (ей недавно исполнилось семь), радуясь, что сумела найти хоть какой-то изъян в том внушающем благоговейный ужас герое, каким был ее странный белый отец. — Снеговик, снеговик, снеговик!
— Да они седые, седые, — возразил Боб и добавил: — Кому-то сегодня точно придется остаться без верховой прогулки, если этот кто-то не перестанет обзывать своего папу снеговиком.
Однако тон его выдавал неискренность угрозы, ибо Боб охотно баловал своих дочерей и гордился тем, какими они выросли, несмотря ни на что.
Он был богат. Богат землей — в настоящий момент он владел шестью коневодческими фермами в трех западных штатах (две в Аризоне, две здесь, в Айдахо, и по одной в Колорадо и Монтане, и еще он присматривал себе собственность в Канзасе и Орегоне), и богат материально — он получал приличную пенсию от морской пехоты Соединенных Штатов. Боб был богат домами, поскольку ему принадлежал этот красивый, недавно законченный дом в шестидесяти милях от Бойсе, на расчищенном его собственными руками участке, который выходил на бескрайние зеленые прерии, простирающиеся до самых темно-синих зубцов гор, придавленных кипами белого хлопка и устремленных в хрустально-прозрачное голубое небо. Он был богат женой, ибо Джули была красива, словно героиня фильма Говарда Хоукса, — одна из тех смуглых, обладающих кошачьей грацией женщин, которые всегда остаются спокойными, никогда не повышают голос и при этом чертовски сексуальны. Но главным его богатством были дочери.
Их у него было две. Ники окончила факультет журналистики Колумбийского университета и работала в своей первой газете в городе Бристоле, штат Виргиния, который ее отцу нравился гораздо больше Нью-Йорка, где она провела предыдущий год. Боб считал, что ей будет намного безопаснее в маленьком городке, расположенном на самой границе между Виргинией и Теннесси. Тем временем его приемная дочь Мико без каких либо задоринок привыкала к жизни в Америке, быстро осваивалась с лошадьми, с ежедневным уходом за ними, с запахом навоза. Она полюбила их, привязалась к ним совершенно естественным образом, и отец с восторгом наблюдал за тем, как такое крошечное создание абсолютно свободно держится на спине огромного животного, уверенно управляет им, завоевывает его любовь и добивается повиновения. Малышка уже была награждена голубыми лентами в конном троеборье. Возможно, в будущем она даже превзойдет свою старшую сестру, которая два года подряд была чемпионом национального первенства по конному троеборью среди юниоров.
Было утро, а поскольку на дворе стоял август, Мико не нужно было идти в школу, поэтому они занимались своим самым любимым делом: девочка восседала верхом на жеребце Сэме, а отец наблюдал за тем, как она умело скачет по кругу. Он предоставлял ей полную свободу. Во время службы в морской пехоте сержант Свэггер требовал беспрекословного повиновения, но со своей дочерью он был совсем другим. Он стоял, прислонившись к изгороди, и незнакомый человек, случайно увидев его, подумал бы: «Вот настоящий ковбой». Голубые джинсы обтягивали его поджарые ноги, и он немного сутулился, как человек, который провел в седле всю свою жизнь. С ног до головы в нем все было ковбойское: высокие сапоги, покрытые грязью, но внушительные, голубая джинсовая рубашка, красный шейный платок, ибо в Айдахо в августе жарко, и бледно-желтая шляпа с широкими полями, закрывающими лицо от солнца.
Все было просто прекрасно — верный признак того, что беда маячит где-то неподалеку.
— Полегче, милая, — окликнул дочь Боб. — Не нужно принуждать коня. Ты должна его чувствовать, и когда он будет готов, то сам даст тебе знать.
— Я сама знаю, папа, — недовольно ответила Мико.
Она совершенно прямо сидела в крошечном «восточном» британском седле размером с почтовую марку, с хлыстом в руке, в высоких сапогах без каблука и, разумеется, в шлеме. Девочка чувствовала себя совершенно естественно и в большом «западном» седле, качающемся, словно лодка, на спине лошади, но Боб и Джули сошлись в том, что учиться ей предстоит на Восточном побережье, так что будет лучше овладеть навыками верховой езды, присущими именно этой части страны. Кроме того, родители хотели оградить ее от родео, куда в большом количестве сбегаются молодые девчата, привлеченные видом долговязых тощих парней, которые скачут верхом как боги и, свалившись на землю после головокружительного прыжка, тотчас же поднимаются с улыбкой на лице. Хотя, возможно, с Мико все будет по-другому. Вполне вероятно, что она действительно выкинет какую-нибудь сумасшедшую штучку, например, вместе со своей лошадкой прокатится на рогах у разъяренного быка.
— Быть может, все дело кончится тем, что Мико станет чемпионом Айдахо по конному спорту среди женщин, но все же попробовать стоит, — сказал как-то Боб своей жене.
— В таком случае ей придется каждый день выслушивать недовольные вопли одной пожилой леди, — ответила Джули.
Пока что все было хорошо: Мико обладала чувством ритма и терпением, и даже такое выносливое животное, как лошадь, ощущало это. Кроме того, девочка владела какими-то магическими приемами, по крайней мере по мнению Боба, и он с радостью отдал бы за нее свое второе бедро и вообще все, что угодно.
