«Ладно, – велел он себе, – за работу».
Он пролистал бумаги, лежащие перед ним – различные наброски, теории заговора, списки людей и организаций, которым может быть выгодна его смерть. Перечень был внушительный.
«Может, ты и впрямь дурак, – сказал он себе и безрадостно усмехнулся нелепости собственного утверждения. – Может, ты просто психованный еврей; давай поезжай на Майами-Бич, отдохни».
Но за дверью скрипнула ступенька – он знал, что это какой-нибудь сотрудник службы безопасности управления с израильским «узи» в руках и затычками в ушах, – и он вновь принялся за работу.
* * *
Повышение тяжким бременем лежало на плечах Ланахана, пригибало его к земле. Его маленькие глазки бегали еще больше обыкновенного, он судорожно и тяжело дышал. Оставлять Чарди без присмотра он не хотел и хвостом шел за ним вот уже через пятую комнату.
– Что он сказал, Пол? Про меня что-нибудь говорил? Вы его успокоили? Представляете, он заявил, что я работаю на русских, честное слово. Пол, он спятил. Он утихомирился, Пол? Он сказал, что намерен вызвать журналистов. Ох, боже мой, представляете себе, что поднимется, если…
Чарди уже доводилось видеть такое прежде, когда блестящий человечек из низов, который знал на три процента больше всех тех, кто отдавал ему приказы, наконец-то дорывался до возможности раздавать приказания самому, и это его губило. Тот, кто во всеуслышание говорил за глаза о других, начинал болезненно терзаться воображаемыми разговорами за глаза о нем самом, никому не верил, желал все знать.
– Думаю, он уже немного успокоился. У него была тяжелая ночь.
– Я всегда считал, что у него маниакально-депрессивный психоз, это было видно, даже когда он был в зените славы. И что ему стукнуло в голову?
– Как обычно. Заговоры, тайные происки, все в таком роде. Ничего нового. Сообразил наконец, что может схлопотать пулю в затылок. И теперь сам не свой.
– Понятно. Я хочу, чтобы вы были поблизости. На тот случай, если он опять закатит нам концерт.
– Он уже в норме. Хочет покопаться в своих архивах.
– И все же оставайтесь здесь. Так хочет Сэм, так хочу я. Просто на всякий случай. Вы можете достучаться до него. Больше никто. Дело в том, что…
– У меня есть кое-какие дела, Майлз.
– Чарди…
– Прости.
– Чарди.
– Увольняй меня, Майлз. Вот увидишь, как на это отреагирует Данциг. Посмотришь, что он станет делать. И тогда уже никогда не быть тебе архиепископом, Майлз. – Чарди улыбнулся. – Будь паинькой, Майлз. Не забудь отстоять позднюю обедню.
Он развернулся и вышел за порог, в яркое джорджтаунское утро.
* * *
На Коулсвиль-роуд, не доезжая до кольцевого шоссе Белтвэй, огибавшего Вашингтон, Чарди различил в потоке машин «шевроле». Зеленый, с высокой антенной. Все как всегда, не так ли? Казалось бы, они должны были обзавестись новыми машинами, но это неизменно были темные «шевроле». Чарди сбросил газ, и они сбросили газ. Он набрал скорость, и они набрали скорость. Он свернул на бензоколонку, они затормозили у обочины.
Он залил полный бак и заплатил парнишке у кассы.
– Есть здесь где-нибудь поблизости городок под названием Колумбия?
– Это дальше. Прямо по дороге. Еще миль десять.
– Спасибо.
Он вновь влился в поток машин, и «шевроле» последовал его примеру. Чарди немного снизил скорость, и машины позади него засигналили, потом принялись объезжать его. Несколько человек выругались, проносясь мимо. Он ехал со скоростью в двадцать миль в тридцатипятимильной зоне и время от времени приостанавливался в нерешительности. Внезапно позади него не осталось больше машин, кроме зеленого «шевроле», который не мог обогнать его. В зеркале заднего вида маячили две мрачные молодые физиономии, пристально уставившиеся перед собой. Чарди остановился перед светофором.
Когда загорелся зеленый, он переключился на заднюю скорость и выжал газ. Машины с грохотом врезались одна в другую; Чарди отбросило на спинку сиденья. Он тряхнул головой, чтобы разогнать туман, переключился на первую скорость и рванул вперед. Отъезжая, он различил позади смятую в лепешку решетку радиатора преследователей и расползающуюся под двигателем лужу. Один из агентов выскочил из машины и заорал ему вслед:
– Чарди, сукин ты сын!
Чарди покатил по Коулсвиль-роуд.
Он помедлил. Ничего общего с Вашингтоном, да и с любым другим городом восточного побережья или среднего запада. Пожалуй, скорее что-то в духе Калифорнии или представления человека с восточного побережья о Калифорнии. Шикарные деревянные дома, выкрашенные в модные оттенки от коричневого до серого, папоротники на окнах, практичные машины вроде «вольво» или «рэббитов», запутанные извилистые улочки, не ведущие никуда, кроме собственного начала. Он уже час плутал по этой холмистой утопии в поисках необычного адреса: Дворик Босоногого Мальчика, дом 10013. Неужели на этом дворике действительно десять тысяч домов с десятью тысячами «вольво» и десятью тысячами папоротников? И вообще, почему вдруг дворик? Но в конце концов он сообразил. Он отыскал этот самый дворик – это оказалась самая обыкновенная улочка – и подъехал к сбившимся в кучу домам в псевдонормандском стиле. Нужный дом оказался основательным строением, стоявшим на круговом ответвлении от дороги. Чарди свернул туда, отметив на обочине детский трехколесный велосипед, ярко-оранжевый и с низким сиденьем. Выходит, у них все-таки были дети. Или у мужчины, за которого она вышла замуж. Чарди выбрался из машины, перешагнул через велосипед и двинулся по короткой дорожке.
Он постучался. А вдруг ее нет дома и весь этот долгий путь – псу под хвост? Надо было предварительно позвонить. А вдруг она не захочет его видеть? Заранее никогда не скажешь; возможно, по зрелом размышлении она сочтет за лучшее не ворошить прошлое.
Из-за деревянной двери послышался приглушенный голос.
– Кто там?
Страх? Неужели и в этом раю людей тоже снедают тревоги?
– Мэрион, это Пол Чарди.
Дверь немедленно распахнулась.
– Господи, Пол!
– Привет, Мэрион. Надо мне было позвонить. Я случайно проезжал мимо и подумал: была не была!
– Как ты меня нашел? У нас в Колумбии с первого раза никто ничего не находит.
– Повезло, – ответил он, решив не пускаться в рассказы о потерянном часе.
– Проходи.
Она провела его в гостиную, комнату в кремовых тонах, полную комнатных растений и света и обставленную скромной чистенькой мебелью.
– У тебя уютно.
– Прости за беспорядок. В этом месяце у нас гостят дети моего мужа.
– Не переживай. Видела бы ты мою берлогу.
– Присаживайся, Пол. Кофе будешь?
