— Сэр, прошу простить за то, что я обмочился. Пожалуйста, не говорите никому, что я написал в штаны. И мне очень жаль, если я обмочил мистера Джорджа. Он всегда был добр ко мне.
Регги захлебнулся рыданиями, не в силах больше произнести ни слова, но потом все же взял себя в руки. Из его носа сочились сопли, он не мог их утереть. Глядя на людей по другую сторону окна, Регги глубоко вздохнул и сказал:
— И еще я очень скучаю по папе и маме. Я их очень люблю. А Ширелл я не убивал. Да благословит Господь всех тех, кто был добр ко мне. Надеюсь, что придет такой день, когда кто-нибудь сможет объяснить, почему этому суждено было случиться.
— Ты кончил, Регги?
— Да, сэр. Я готов отправиться к Иисусу.
— Только вот Иисус, скорей всего, не готов принять его, — произнес сидевший рядом с Сэмом мужчина.
Начальник тюрьмы, склонившись над приговоренным, что-то отстегнул на шапочке, и черты Регги скрыла упавшая на его лицо плотная маска.
Начальник тюрьмы вышел из комнаты для казней. Регги неподвижно сидел на стуле. Сэм уже подумал, что... но нет. Регги пронзил первый разряд.
В фильмах, в эпизодах казни на электрическом стуле всегда показывают, что свет в тюрьме тускнеет. Но это кинематографический штамп: электрический стул и система тюремного освещения питаются от разных генераторов. Сэм не раз присутствовал при казнях и знал, что происходит на самом деле: зрители непроизвольно вздрагивают, моргают, — нелегко сохранять невозмутимость, когда на твоих глазах хладнокровно уничтожают человека, даже если он преступник. И потому в сознании этот момент сопряжен с потускнением света. Сегодня Сэм не вздрогнул, не отвел взгляд и еще раз убедился, что свет не мигает. Он внимательно наблюдал за ходом процедуры от начала до конца. Это был его долг. Он представлял Ширелл и верил, что, честно наблюдая казнь ее мучителя, облегчает душу несчастной девушки.
Получив разряд в две тысячи вольт, Регги напрягся в кресле, словно стремился разорвать стягивавшие его ремни. Пытка длилась полминуты или чуть дольше. Юноша сопротивлялся, как бык. Жилы на его шее вздулись, руки сжались в кулаки, побелевшие от напряжения. Регги, казалось, вертелся на стуле, едва заметно, как бы пытаясь изящно перехитрить судьбу. Над его головой взвилась серая струйка, запястья тоже дымились. Он было обмяк, но потом каким-то чудом вновь собрался с силами, закашлялся. Из-под маски на голую грудь хлынула рвотная масса, на рукавах рубашки проступили пятна пота.
— Еще раз! — приказал по телефону начальник тюрьмы.
Регги пронзил повторный импульс. На десятой секунде его тело повисло на ремнях, но палач продолжал подачу тока еще двадцать секунд, о чем Сэм догадался по мелкой вибрации теперь уже вялых пальцев несчастного. Потом дрожание прекратилось.
В комнату для казни вошли начальник тюрьмы, два тюремщика и врач. Сэм уловил запах электризации. Нет, это был не смрад горелого мяса. У Сэма такой запах ассоциировался с Рождеством, когда он дарил сыновьям игрушечную железную дорогу. Они вместе собирали ее и играли, пока не надоедало жужжание поездов. После в комнате долго висел тяжелый дух горячего металла.
Сэм отмахнулся от воспоминаний о Рождестве.
Врач вытащил стетоскоп и приставил его к голой груди Регги. Голой, потому что пуговицы на рубашке юноши были сорваны. Через несколько секунд врач отрицательно покачал головой, и все четверо покинули комнату, предоставляя палачу завершить начатое.
Сердце Регги перестало биться только после подачи пятого разряда.
— Парень никак не хотел умирать, — прокомментировал кто-то из зрителей.
Сэм достал из папки последний официальный документ — свидетельство о приведении в исполнение смертного приговора, означавшее, что правосудие свершилось и посему дело закрыто. Сэм оцепенело смотрел на документ.
Регги, мальчик, зачем ты это сделал?
Ответ на этот вопрос — одна из величайших загадок человеческого сердца. Почему один человек идет и убивает себе подобного? Причины могут быть разные — деньги, страсть, гнев, подлость...
В случае с Регги все, похоже, очень просто: он, наверно, увязался за девчонкой после собрания в церкви и выпросил у нее поцелуй. Молодая кровь взыграла, а может, он еще и немного выпил в ночном клубе, хотя доказательств этого так и не удалось раздобыть, короче, парень пустился в разгул. Сопротивление девушки лишь распалило в нем желание. Добившись своего, он испугался, что она обо всем расскажет. Поэтому отвез ее по шоссе №71 в лес и размозжил камнем голову. Когда убивал, не заметил, что она содрала с его рубашки карман. Вот и все. В те времена, если негр убивал негра, белые, как правило, не особенно тужили. При обычных обстоятельствах Сэм тоже не стал бы суетиться. Просто так уж случилось, что это оказалось последним делом Эрла. Именно поэтому белые, такие, как он, и решили, что необходимо наказать преступника по заслугам. Только поэтому.
В папке оставались лишь письма сумасшедшей миссис Фуллер. Она до самой своей смерти присылала ему по три-четыре письма в неделю. Бедняга отчаянно боролась за жизнь сына, пока не умерла от аневризмы головного мозга. Сэм почти сразу перестал читать письма, и, очевидно, какая-то из его секретарш, чьих имен он никогда не мог вспомнить, просто складывала нераспечатанные послания в папку. Глупая женщина! Зачем складывала? Будь она сейчас здесь, он непременно вспомнил бы, как ее звали. Он кричал на всех своих секретарш. Вот почему их сменилось так много! Большинство не выдерживало у него дольше года.
Сэм смотрел на письма, но уже не соображал, что это такое. Надо же, стоит на коленях, роется в пыльных папках. Зачем? Не помнит. Проклятье, опять с ним происходит эта чертовщина!
Сэм еще раз прочитал на папке: «Паркер». Паркер! Ах, ну да, погибшая девочка, Регги. Вспомнил. Последнее дело Эрла.
Ах, да, это письма матери Регги. Все на розовой бумаге. А одно почему-то на голубой. Странно. Сэм вытащил голубое письмо из стопки. И почерк другой. Кажется, он раньше его не видел. Написано 5 сентября 1957 года.
Сэм перевернул страницу, чтобы взглянуть на подпись.
Люсиль Паркер.
Да это же мама погибшей девочки, сообразил старик.
Спустя тридцать девять лет он наконец-то вскрыл письмо и стал читать.
Глава 18
— Кому же понадобилось тело твоего отца? — спросил Расс.
— Глупый вопрос, — отозвался Боб.
Они сидели в старом трейлере Боба в семи милях от Блу-Ай, возле горы Блэк-Форк. Этот участок земли у федерального шоссе №270 по-прежнему принадлежал ему. За годы его отсутствия охотники за сувенирами опустошили его жилище и исписали стены, однако замки, как ни странно, отпирались. Вместе с Рассом они быстро обустроили помещение для жилья, хотя телефона и электричества здесь, разумеется, не было. Воду они кипятили на костре, а ночью включали фонари «Коулмэн». Жить в трейлере было гораздо удобнее, чем под открытым небом, и намного дешевле, чем в «Дейз Инн».
