— Учусь на третьем курсе в Вандербилте.
— Хороший университет.
— Спасибо. Сейчас пишу курсовую по Рэймонду Карр... — Фамилии Расс не уловил.
Рэймонд? Писатель? Начинается с "К", в середине или в конце "Р"? Расс запаниковал. Может, «Карвер»? Он сроду не читал никакого Карвера. А может, все-таки Чандлер? Это уже лучше. Чандлера он тоже не читал, но представление о его творчестве имеет.
— Лос-анджелесский частный детектив? Неоновые огни и прочее.
— Да, — подтвердила девушка, и Расс вздохнул с облегчением. — Хотя главное не это. Он — хороший рассказчик. Наверно, во мне говорит южанка, но мне нравится, когда можно просто погрузиться в книгу, забыв обо всем. Твоя книга будет столь же интересной?
— Да, — ответил Расс, — надеюсь.
— Много уже написал?
— Вообще-то, мы пока еще только собираем материал. Послушай, я немного запутался. Ты кто?
— О, — рассмеялась девушка. — Внучка. Ты знал дедушку?
— Теперь ясно. Познакомился с ним незадолго до его смерти. Вместе с Бобом его навещал. Ну, скажу тебе, сварливый старик. Мне тоже от него чуток досталось.
— Сварливый — не то слово. Настоящий тиран. Но в общем-то полезный человек, нужный, — сказала девушка. — И добрый. В душе. Правда, в последнее время на него находило.
— Да, мы заметили. Но он так мужественно боролся с этим. Арканзасский король Лир. — Расс мысленно похвалил себя за реплику о Лире, хотя само произведение тоже не читал.
— Особенный человек. Тиран, диктатор, но... даже не знаю, как сказать... необходимый. Такие больше не рождаются, да?
— Теперь рождаются такие, как я, — заявил Расс, рассмешив девушку. — И, надо признать, это означает, что человечество вырождается.
— Да ладно тебе, Расс. Ты еще внесешь свою лепту.
— А ты... чья дочь?
— Мой отец — Джон, старший сын дедушки. Он врач в Литл-Роке, терапевт. А я — Джинни.
— Джинни Нью-йоркская? Я слышал, кто-то тебя так назвал.
— Ах, это Пошлым летом я проходила стажировку в журнале «Мадемуазель» в Нью-Йорке.
— А-а, — протянул Расс. Черт, она его опередила!
— Только тем и занималась, что подавала кофе размалеванным дурам, которые сначала принимали наркотики, а потом переключились на аэробных. Толку никакого.
— Толк будет. По крайней мере, так говорят.
— Слышал скандальную новость?
— Нет. А что случилось?
— Все негры переполошились. Мне только что сообщила моя подруга, Тениль. Вон она со своей матерью.
— Я не...
— Дедушка получил «Серебряную звезду» за проявленное мужество в битве за «выступ»
[29]
, но воистину героем он проявил себя тогда, когда добился наказания для белого человека за убийство негра. Преступника зовут Джед Поузи.
Эту фамилию Расс где-то слышал, но в связи с чем, вспомнить не мог.
— В тысяча девятьсот шестьдесят втором году он возле бензоколонки забил до смерти лопатой одного из лидеров движения за гражданские права.
— Ах, да, — произнес Расс. — Пока от моих изысканий одна польза: я становлюсь специалистом в области исследования фолкнеровского субстрата арканзасского округа Полк.
— Фолкнер, будь он урожденным арканзасцем, завоевал бы две Нобелевские премии, — если бы, конечно, не упился до смерти раньше времени. Как бы там ни было, дедушка призвал убийцу к ответу. Смертной казни он для Джеда Поузи не добился, зато отправил его в тюрьму на пожизненное заключение.
— И что потом? — поинтересовался Расс.
— Дедушке это стояло выборов. Его на двенадцать лет отлучили от должности окружного прокурора, которую он до этого занимал восемнадцать лет. В 1974 году он наконец опять победил на выборах и прослужил на этом посту еще восемь лет. К тому времени он стал сторонником движения, выступающего в защиту права на владение оружием. Представляешь?
— С трудом, — ответил Расс.
— Ну вот, а только что его выпустили на свободу. Джеда Поузи. Освободили через два дня после смерти дедушки.
— Боже, — ужаснулся Расс. — Какое неуважение!
— Нет, — возразила Джинни. — Это Арканзас.
И вдруг Расс словно перенесся в другое измерение. Поминки, гул голосов, толпа, даже милая умница Джинни Винсент, — все отступило куда-то.
Перед глазами стояло только имя, выведенное угловатым почерком где-то на чем-то, — где и на чем, он не мог вспомнить. Джед Поузи.
В каком-то списке.
Лем Толливер.
Лам Поузи.
Поп Двайер.
Что это за список?
— Расс? Тебе плохо?
— Да нет, я просто...
И вдруг он вспомнил. Джед Поузи. Он видел это имя в блокноте отца Боба. Джед Поузи входил в группу людей, которые нашли Ширелл Паркер. Он и миссис Конни — единственные, кто еще остались в живых из всех, с кем Эрл Суэггер общался в последний день своей жизни — 23 июля 1955 года.
— Тебе известно, где живет этот Джед Поузи?
— Я не... а в чем дело?
— Мы должны найти его. Обязательно! — Расс уже собрался объяснить все девушке, но тут неожиданно появился Боб, оттащивший его от Джинни. Глядя на Боба, можно было подумать, что начинается война.
Глава 35
Порой он даже сам себе поражался!
Ред Бама, откинувшись в кресле, с минуту размышлял о том, какой дивный план он придумал и как быстро ему удалось обратить поражение в победу, в которой он теперь не сомневался.
Ему хотелось забраться на крышу «Нэнсиз» и вопить во весь голос от радости. Тайная война, которую он вел, наконец-то близилась к завершению.
Его адвокат сообщил недавно, что освобождение Джеда Поузи прошло без сучка без задоринки, почти с пугающей легкостью. Самого Поузи заранее обо всем предупредили, проинструктировали — сначала тюремщик, подчинявшийся Реду, затем работавший на него частный детектив. Поузи сказали, что его скоро отпустят, но в благодарность за свое освобождение он обязан оказать одну услугу человеку (фамилия не называлась), который извлек его из каталажки. Старика предполагалось поселить в его старой хижине у подножия горы Айрон-Форк в самой чаще арканзасского темнохвойного леса, примерно в миле от старой местной дороги №70. Джед к этому времени уже был заключенным со стажем — отсидел более тридцати лет; на первых порах боролся за выживание, а потом стал преуспевающим «авторитетом». За годы заключения он превратился в законченного лжеца, проницательного подлеца, манипулирующего человеческими слабостями. Жилистый, сухопарый, старая тюремная крыса в татуировках, он мог спокойно, не моргая, наблюдать самую изощренную жестокость. Чужие страдания его не трогали. Тюрьма уничтожила в нем всякую способность сопереживать людскому горю, и он с особенной радостью вспоминал тот счастливейший день в 1962 году, когда лопатой размозжил черномазому башку, а потом сел и стал пить свой последний «черри смэш», ожидая прибытия полицейских.
