— Если в этом мире есть хоть капля справедливости…
— Но самое главное, что все нехорошие ребята отправились в сырую землю или за решетку. Не будем об этом забывать.
— Об этом я никогда не забываю. Мне это согревает душу.
— Вот и отлично. — Ник поднялся. — Ладно, ты мне здорово помог. А теперь сосредоточься на своих показаниях. Мне нужно в Вашингтон и… Да, чуть не забыл. Еще один маленький момент.
— Слушаю, Ник.
— Как она до нее дотянулась, по-твоему?
Филдс улыбался, но в его взгляде появилось недоумение.
— Что вы имеете…
— Ну как же, я о своей фотографии. В фальшивом снимке был использован элемент снимка настоящего. Того, что висел на моей стене славы. Мы с Салли на Гавайях, в отпуске, года четыре назад. Настоящая фотография была нужна, чтобы перенести на компьютер мое лицо и уже потом что-то менять. Вот почему снимок показался мне знакомым.
— Ого, я об этом даже не подумал, — признался Филдс — Наверное, Старлинг просто как-то заглянула к вам в кабинет и украдкой сняла фотографию со стены.
— Возможно, — кивнул Ник. — Но в Старлинг всего пять футов два дюйма. Выше чем на шесть футов она не дотянется. А фотография висела в самом верхнем ряду, это почти семь футов от пола. И у моего кабинета стеклянные стены. То есть Старлинг должна была действовать на виду у всех, ей нужно было пододвинуть стул, а потом на пустое место повесить другую фотографию, но на это требуется время, и кто-нибудь обязательно обратил бы внимание.
— Наверное, Старлинг осталась после работы.
— Но она простой агент. А простым агентам не разрешается задерживаться в офисе без старшего агента, который, разумеется, может там появляться в любое время.
— Гм, — отозвался Филдс — Любопытно. Значит, вы хотите сказать…
— Я ничего не хочу сказать. Просто подключил логику: если кто-то снял фотографию и заменил ее другой, сделано это было после работы, старшим агентом или кем-то, занимающим еще более высокую должность, ростом шесть футов два дюйма или выше. Ты с такими не знаком? Да, и еще он должен хорошо знать мою стену славы.
— Может, Старлинг…
— Может быть. Но я навел кое-какие справки. Очень любопытно. Да, жених Старлинг трудится в ЦРУ и имеет доступ к этой лаборатории. Но в оперативной группе «Снайпер» был один парень, который прежде работал вместе с неким Джерри Лэлли. Пять лет бок о бок, совместное задержание вооруженных бандитов и все такое. Затем Джерри пошел учиться, защитил диссертацию по химии и еще одну по физике и вернулся к нам в научно-технический отдел. Сейчас он возглавляет нашу фотолабораторию. И не забывай, что, хотя у ЦРУ лучшая в Вашингтоне лаборатория, наша считается второй после нее и находится, кстати, на соседнем этаже, в ста шагах от нашего кабинета. А тот, кто провернул это дело, знал наше здание вдоль и поперек, полагаю, гораздо лучше, чем агент-новичок. Определенно, этот человек — старый просоленный пес.
— Очень любопытно, — согласился Филдс.
— Да, и еще один забавный момент. Все считают этого парня обаятельным, преданным верзилой, взгляните на его тесты — интеллект близок к нулю, и все остальные тесты дают такие же результаты. Видишь, люди думают, что он способен лишь двери ногой вышибать, но, возможно, он самый умный, умнее своего босса, потому что понимает, что, если его будут считать башковитым, он никогда не попадет в школу снайперов в Квантико.
— Ник, какое же у вас богатое воображение. Вам нужно книги писать.
— Не-ет, — протянул Ник, — все равно никто в такое не поверит. Так что повторюсь: в деле поставлена точка.
Тут появился судебный пристав и пригласил Филдса давать показания.
Ник крепко пожал великану руку со словами:
— Ты лучший, верзила, лучший из лучших.
Улыбнувшись, Филдс ушел.
Вот еще один возможный финал: заметка, появившаяся в разделе поправок на второй странице недавнего номера «Таймс»:
В номере от 29 октября прошлого года на первой полосе нашей газеты была напечатана фотография, на которой один сотрудник федерального ведомства изображен в обществе руководителей некой оружейной компании, добивающейся от Федерального бюро расследований получения контракта. Впоследствии редакция выяснила, что фотография не является подлинной и ее публикация стала нарушением внутреннего кодекса профессиональной этики газеты. «Таймс» сожалеет о допущенной ошибке.
Еще один финал — женитьба Билла Феддерса на Джессике Дельф, которая моложе, чем его младший ребенок. Феддерс потратил много сил, давая многочисленные показания против Тома Констебла, в результате чего стал чуть ли не национальным героем. Также у него хватило ума при первой же возможности обзвонить с полдюжины конгрессменов и сенаторов, заранее предупреждая о том, что Том Констебл упадет с большим шумом и им нужно немедленно начинать дистанцироваться от этого грязного зрелища. Все были очень признательны, все отплатили за оказанную любезность, и Билл не остался внакладе. Затем он почему-то решил, что пришло время отправить в отставку первую жену и начать появляться в городе со своим новым трофеем чаще одного раза в месяц — еще одно свидетельство того, что в Вашингтоне обуздать плохого человека нельзя. Будем надеяться, Господь накажет Феддерса, подарив ему еще нескольких детей.
Но возможно, лучшим финалом стало перезахоронение останков сержанта-комендора морской пехоты в отставке Карла Хичкока на священной земле военного кладбища в Кэмп-Леджене, штат Северная Каролина. В отличие от первых похорон это событие происходило не в проливной дождь и собрало не только горстку стариков. На погребении присутствовало почти все стрелковое сообщество, от таких писателей, как Айуб, Бейн, Хантингтон и Таффин, до редакторов оружейных журналов, таких как Бреннан, Венола, Хатчкрофт и Киф, от теоретиков снайперского искусства Питера Сенича и майора Джона Л. Пластера до стрелков-практиков Табба, Литэма, Эноса и Уиггера; здесь были десятки стареющих ветеранов, вернувшихся из Вьетнама благодаря Карлу и таким, как он, героям, некоторые из которых тоже были, а в их числе Чак Маккензи и Чак Моухинни — другой великий снайпер морской пехоты, также никогда не стремившийся к славе и признанию; был армейский снайпер Берт Уолдрон и вдовы Рэнди Шугарта и Гэри Гордана — снайперов отряда «Дельта», посмертно удостоенных Почетной медали Конгресса; были такие защитники Второй поправки, как Кейтс, Готлиб, Копел и Лапьерр; были меткие стрелки из подразделений специального назначения со всей страны; были следователи ФБР из оперативной группы «Снайпер», приложившие столько сил для того, чтобы это событие произошло; были офицеры и сержанты морской пехоты, и, наконец, просто обычные люди, посчитавшие своим долгом воздать Хичкоку последние почести. И поскольку действительность нередко бывает банальной и не признает того, что интеллектуалы называют «патетической ошибкой», солнце светило ярко, трава сочно зеленела, ветерок приносил приятные ароматы, и ни одна пара глаз не осталась сухой, каким бы закаленным в боях ни был воин, особенно когда траурная церемония завершилась и в воздухе повисла последняя печальная нота фанфар. Все было грустно, грустно, очень грустно, но в то же время присутствующие были счастливы.
