— Хорошо, — сказал Боб. — Этого достаточно.
Ему нужно было выпить.
Глава 18
СЁГУН
Сёгун любил назначать встречи в храме Ясукуни. Только там, где нашли покой души многих миллионов японцев, погибших во время войны, там, среди лесов и полей, где лишь изредка можно увидеть гайдзина (и то без фотоаппарата: не охотника до японской экзотики), он чувствовал себя дома.
Он шел в окружении телохранителей, ибо, разумеется, у него было много врагов.
Но здесь, как правило, царили тишина и покой, вдали от шума и суеты многочисленных организаций Сёгуна, от его обязанностей, от его подданных и вассалов, ждущих приказов и указаний, от обязанностей, удовольствий, планов, замыслов, надежд. Поэтому он мог гулять и получать удовольствие — от стальных ворот тории, вознесшихся высоко над двухсотъярдовой дорожкой, до самого святилища, одновременно строгого и красивого классического буддистского храма из дерева и белёного камня.
Кондо присоединился к нему ровно в три часа дня.
— Приветствую тебя, Кондо-сан, — сказал Сёгун.
— Здравствуйте, мой господин, — ответил Кондо.
Он был в обычной одежде, без оружия, и в его внешности не было ничего особенного. Коренастый широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, с внушительной мускулатурой, скрытой под черным деловым костюмом, в белой рубашке, черном галстуке и штиблетах. Его квадратное мужественное лицо не раскрывало никаких тайн; никому не удавалось прочесть что-либо в непроницаемых черных глазах. Кондо нельзя было назвать ни красавцем, ни уродом, он был во всех отношениях обыкновенным и, следовательно, незаметным. С мечом в руке Кондо излучал истинную харизму; без меча его можно было принять за мелкого служащего.
Кондо поклонился, но — только от шеи и выше; его упругое тело осталось вертикальным, ноги сдвинуты вместе, руки вытянуты по швам. (Правило номер восемь Мусаси: обращай внимание на мелочи. Следовательно, все, в том числе и поклон, должно быть идеально.)
— Пройдемся со мной, — предложил Сёгун. — Поговорим.
— Конечно, мой господин.
— Полагаю, мне следует получить от тебя отчет.
— Да, мой господин. Клинок тот самый, о котором и говорилось. Абсолютно подлинный. Настоящая вещь, я в этом убедился. Проверил его мощь.
— Значит, ты им воспользовался?
— Я знал, что мой господин все поймет. Я должен был проверить лезвие, а для того чтобы проверить лезвие, им нужно убить человека. И вот я проверил лезвие.
— Это было рискованно?
— Нет, мой господин. Все было спланировано заранее. Женщина жила одиноко, родственников и близких знакомых у нее не было. Это корейская проститутка, работала в одном из клубов Отани. Все получилось прекрасно.
— Ты говоришь, меч режет хорошо.
— Луна отразилась в холодном ручье, как в зеркале.
[16]
— Вот как?
— Сам Мусаси остался бы доволен.
— Надеюсь, мы не потеряли слишком много времени.
— Мой господин, я обо всем договорился. В ближайшее время лезвие отправится к старику Омоте, лучшему полировщику в Японии; затем его передадут Ханзаэмону — никто из живущих на земле не сравнится с ним в искусстве изготавливать рукояти; и наконец оно попадет к руки Сайто, мастера по ножнам, опять же лучшего из лучших. Обычно к этим мастерам выстраивается бесконечно длинная очередь. Однако для Сёгуна они будут работать быстро.
— Замечательно. В данном вопросе полагаюсь на тебя.
— Когда работа будет закончена, вы придете в восторг. Когда вы представите меч…
— Ты должен понять, насколько все это важно, — остановил его Сёгун. — Насколько высоки ставки. Я выступаю от имени Японии. Японию необходимо оберегать. И я, оберегая ее, сам являюсь Японией. Я не могу потерять свою силу. Представив это лезвие, я обеспечу свое положение на долгие годы вперед, к тому же завоюю поклонение масс.
Кондо знал, как обращаться с сильными мира сего. Ему уже много раз приходилось слышать эти слова, но он сделал вид, будто слышит их впервые.
— Если вы правильно разыграете свои карты, — сказал он, — быть может, император даже пожалует вам высшую степень ордена Хризантемы.
— Гм, — задумчиво произнес Сёгун, — боюсь, на высшую степень надежды мало. Но и стать просто кавалером ордена Хризантемы было бы замечательно.
— Мой господин, обещаю вам. Я ваш самурай, я предан вам душой и телом, и я сделаю так, чтобы ваша мечта осуществилась. Я вас не подведу.
— Тебе тоже дороги древние обычаи, Кондо-сан, и я это никогда не забуду. С твоей помощью я сверну горы. Ты придаешь мне силы. Ты тоже олицетворяешь мощь нашего народа. Ты тоже являешься Японией, старой Японией.
— Лучшей моей наградой будет ваше счастье.
— Вот как?
— Ну, ваше счастье и четыре миллиона долларов, которые вы мне платите.
— За четыре миллиона можно купить преданность любого человека.
— Мою они точно купили.
— Хорошо. В таком случае желаю тебе счастливого плавания. Клинок абсолютно чист. Ни на тебя, ни на меня не падет и тени подозрения. Клинок должен вернуться на свое место, я его представлю, народ проникнется ко мне любовью, и мое положение упрочнится, как и влияние моего клана. Компании «Империал» придется уйти и умереть. Как и американцам, которые за ней стоят. Мы одержим великую культурную победу. Наше искусство останется навсегда японским.
— Приношу свою клятву.
— Замечательно. — Сёгун взглянул на часы. — А сейчас я должен поторопиться. Меня ждут неотложные дела. Нет-нет, американцы тут ни при чем. Знаешь, Кондо-сан, надеюсь, все эти кровавые дела, все махинации, заговоры и насилие никак не повлияют на художника, живущего у меня в душе.
Дело было не в мальчишке, дело было в учительнице.
Дело было не в ее одежде: с одеждой все было в порядке. Туфли на низком каблуке, колготки из дорогого магазина, строгая юбка чуть ниже колен, белая шелковая блузка, немного очень красивого жемчуга и строгий жакет. Она была в очках — очки имеют большое значение! — а волосы были зачесаны назад и надежно заколоты. Косметика очень качественная.
Дело было не в обстановке. Помещение выглядело в точности так, как должна выглядеть классная комната: ряды парт, черная доска с белым инеем полустертых надписей мелом, географические карты, в углу флаг на флагштоке. Помещение имело убогий вид тысяч и тысяч подобных классных комнат, и любой японец мужского пола с первого взгляда понял бы, куда попал.
