– Гм… если у него что-то случилось, то почему он не обратился в свою собственную контору?
– Теперь этого, Ник, уже никто никогда не узнает. Может, кто-нибудь из батальона “Пантеры” его и прикончил и он ничего общего с наркотиками не имел, а наоборот – был замешан в политику. Это серьезная организация. Зацепишь кого-нибудь из этих крутых парней – и ровно в полночь за тобой прикатит “команч” с затемненными стеклами.
– Ты сообщил ему мое имя?
– Если это тот самый человек, то, может, и да. Как раз перед своим уходом я отослал официальные письма. Всем своим осведомителям и связным.
– Ладно. И еще один вопрос. У тебя ни с чем не ассоциируется выражение РОМ ДО? Что бы это могло значить? Это было его последнее послание. Может быть, он хотел мне что-то сообщить? Как ты думаешь?
– Не имею ни малейшего представления, Ник.
– Ну хорошо, спасибо, Уолли.
Он положил трубку и попытался переварить полученную информацию.
– Ник, мы тут нашли кое-что. Его паспорт! – Это был голос Фенкла, который звал его из пятьдесят восьмого номера.
– Его имя Эдуарде Лакин. Он из Панамы – здесь есть корешок его авиабилета, рейс был сегодня утром. Самолет делал промежуточную посадку в Мехико. Как нам удалось узнать, из аэропорта он направился прямо сюда, наверное, на такси. По сообщению телефонного оператора отеля, им был сделан всего один звонок…
– Мне.
– Да. Я тоже так считаю.
– Мы можем получить его багаж?
– Никакого багажа нет. Горничная говорит, что при нем тоже не было вещей. В комнате тоже. Его поездка не была путешествием. Он приехал сюда с определенной целью – с кем-то встретиться, может быть, с тобой.
– Это его и погубило, – заметил Ник.
Глава 6
Полковник вел себя очень спокойно и уверенно, это было заметно всем.
На его лице не было никаких признаков сожаления или раскаяния. Он ни в чем не сомневался. На яростную правду Боба и скрытую угрозу, звучавшую в его словах, полковник никак не прореагировал.
– Хорошо, Суэггер, – сказал он, – вы нас раскусили. Ну и чего вы ждете – поздравлений и аплодисментов? Вы и должны были так поступить. Пришло время выложить все карты на стол.
– Зачем вам понадобилось проделывать со мной все эти штуки? Какого черта вы заставили меня стрелять в самого себя и беднягу Донни?
– Говорят, что вы не любите охотиться ради трофея, Суэггер. А я хочу, чтобы вы знали, что трофей, за которым вам стоит поохотиться, на самом деле существует.
Они сидели в маленькой грязной комнате в трейлере, на котором был знак “Экьютека”. Он стоял как раз рядом с трехсотярдовыми мишенями. Полковник не отрываясь смотрел на Боба. Среди других присутствующих был и тот бородатый козленок, похожий на маменькиного сынка, которого Боб видел на стрельбище, и вечно готовый лизать начальственную задницу Хатчер. Странным было то, что на столе, за которым они сидели, стоял большой телевизор “Сони” с плоской коробкой видеомагнитофона. Они что, собираются устроить тут просмотр фильмов или какого-нибудь шоу?
– Как ваше имя, сэр? – спросил Боб.
– Не Уильям Брюс, – ответил полковник. – Хотя полковник Брюс существует, он действительно получил орден Почета и был инспектором полицейского управления в штате Аризона. Прекрасный человек. А я – нет. Я – тот человек, который вынужден следить за тем, чтобы все делалось так, как надо, и в срок, поэтому у меня обычно не остается времени на то, чтобы быть еще кем-то, кроме начальника. Кстати, сейчас именно такое время.
– Я не люблю, когда мне лгут. Лучше скажите мне всю правду, иначе я просто встану и уйду.
– Вы будете сидеть здесь, пока я не закончу говорить, – сказал полковник, остановив на нем свой тяжелый, невозмутимый взгляд, лишний раз подтверждающий его высокое положение.
Боб почувствовал, что полковнику присуще то качество настоящего командира, которое он встречал у самых лучших офицеров во Вьетнаме, оказывавшихся всегда, как правило, на самых тяжелых участках боя. За редким исключением такое качество нельзя было назвать вдохновением, чувством, идущим из глубины души. Скорее всего, речь шла об огромной концентрации воли и неумолимом стремлении либо победить, либо умереть. Это был настоящий талант, и без такого таланта армии обычно проигрывают свои битвы. Но Боб видел и отрицательную сторону этого качества: грубость, которая не могла воспринять ничье другое мнение, кроме своего собственного, и желание швыряться чужими жизнями – следствие того, что такие люди, как правило, не дорожили сами собой, считая, что выполнение боевой задачи намного дороже и важнее, чем их жизнь. У этого человека на лице было написано: “Долг, долг и еще раз долг”. И именно это делало его особенно опасным.
– Мы следим за одним человеком, – начал полковник. – Он очень специфическая личность. Очень хитрый и скрытный. Мы думаем, что настало время сделать по нему выстрел. Человек, за которым мы следим, – советский снайпер, сделавший в свое время немало прекрасных выстрелов, среди которых, кстати, были и те два выстрела, которые раздробили вам бедро и пробили позвоночник Донни Фенну.
«Поразительно, – думал доктор Добблер, наблюдая за Суэггером. – Его способность контролировать свои эмоции просто восхищает. Никаких признаков волнения, ни тени сомнения, как будто его это не касается. Он просто сидит и внимательно слушает, немигающим взглядом глядя на полковника. Не заметно никаких признаков возбуждения или волнения, которые, как правило, всегда проявляются в моменты конфронтации. Дыхание не участилось, румянца на лице нет, губы не пересохли, не заметно напряжения мышц. Никакого возбуждения! Не удивительно, что он был таким неординарным солдатом в бою».
Добблер задумался над тем, как редко подобный природный дар встречается среди людей. Был ли он так редок, как, скажем, способность метко стрелять из винтовки, которой обладают около сотни ежегодно рождающихся детей, или как талант не промахнуться на расстоянии 350 ярдов и более, которым обладает максимум один ребенок в поколении? Добблер понимал, что столкнулся с чем-то действительно необычным, и это приводило его в легкое возбуждение, но одновременно и немного пугало.
Боб наклонился вперед:
– Не надо попусту беспокоить имя Донни Фенна. В мире осталось только два любящих его человека. Прошу вас, давайте не будем тревожить память о нем.
– Знаете что, Суэггер? Пожалуй, вы правы. Не будем говорить о Донни Фенне. Так же, как и о вашем бедре. Оно меня не волнует, а вот этот русский – да! Потому что он вернулся. Он снова вышел на охоту.
Ник бросил пятидесятицентовую монету в автомат, и спустя несколько секунд там что-то защелкало и зазвенело, потом, после небольшой паузы, раздался звук скатывающейся по желобу банки, которая наконец с грохотом свалилась в металлическую корзину. На банке было написано: ”Диетическая кока”. Он достал ее из корзинки и, откупорив, сделал большой, жадный глоток.
