— Абстрактная живопись зачахла и на Западе, согласитесь. После Пикассо эпоха кончилась. Что еще?
— Террор цензуры.
— Уже теплее. Еще?
— Невозмофность самовырафения.
— Очень хорошо. Еще?
Пат неумело закурила и, поглядев на Гадилина, заметила:
— Но ведь выставка русских художников в Париже собрала беспрецедентное количество золотых и серебряных медалей... Об этом много писали...
— Неуфели не понятно, фто это был шаг Миттерана перед его визитом в Москву?! — рассердился Гадилин.
Фол дождался, пока Пат перевела ему; пусть верит, что я не понимаю по-русски.
— Значит, художники на Западе тоже лишены свободы, мистер Гадилин, если они обязаны подчиняться диктату своего президента.
— Думаю, это последний социалистический президент во Франции. Они с ним достаточно нахлебались.
Пат попросила повторить последнее слово; Гадилин сказан «Наелись»; она не поняла, спросила: «Чего?»
Чтобы не рассмеяться. Фол закурил, тяжело затянулся и сказал:
— А что, если вы мне расскажете про то, как встречались с ним в России? Вы часто встречались?
— Когда-то мы дружили. Но он купил «ЗИМ» и сразу отделился от нас.
— Что такое «ЗИМ»? — спросила Пат.
— Это очень большой автомобиль, — ответил Гадилин нетерпеливо.
— Вам было обидно, что он купил «ЗИМ»? — спросил Фол.
— Мы не любим выскочек, мистер Фол. Как и все нормальные люди.
— На каком автомобиле вы ездите здесь?
В глазах у Гадилина появилось нескрываемое раздражение:
— На подерфанном, мистер Фол, на подерфанном.
— Ладно. Про автомобиль «ЗИМ» здешней аудитории будет непонятно. А мне рассказывайте, мне все интересно, я ж хочу понять, что надо сделать завтра, времени в обрез, вот в чем фокус...
— Мне довольно странно слышать все это, мистер Фол.... Разве не есть прецедент для хорофего политического скандала сам факт, что фекист в центр Лондона пудрит мозги увафаемой публике побасенками о русской культуре?!
Пат снова открыла словарик; Фол понял, что она ищет слова «фекист», «пудрить» и «побасенки»; перевела, однако, вполне сносно: «пудрить парики» и «басни»; она, видимо, думает, что «пудрить парики» приложимо к здешней палате лордов или к высокому суду; тем не менее поймут, по-своему, но — поймут.
— Если бы вы доказали, что мистер Степанов прибыл сюда в качестве офицера КГБ, это было бы воистину прекрасно, мистер Гадилин.
— Я назову публике любую из его книг: фекисты, фурналисты, дипломаты...
— Хм... Как вы относитесь к идее свободы предпринимательства?
— Так же, как и вы.
— Тогда ваш довод обернется против вас, мистер Гадилин! В зале соберутся серьезные люди большого бизнеса. Это личное дело мистера Степанова писать то, о чем он пишет, никто не вправе попрекать его этим. Это то же, что попрекать Грэма Грина и Ле Карре. Можете зачитать отрывок из его книг, в которых содержался призыв завоевать Остров силами ЧК? Или что-то в этом роде? Нет. Следовательно, вы озлобите публику, потому что уважаемые джентльмены, которые соберутся в театре, имеют выгодный бизнес с Россией. Они будут шокированы, если вы, на основании факта написания Степановым шпионского бестселлера, заподозрите их в сотрудничестве с КГБ, который является одним из институтов государственной машины, входящей — наравне с внешнеторговыми объединениями — в состав Совета Министров России...
— Несчастные доверчивые бизнесмены... Чем больфе они торгуют с Россией, тем глубфе копают себе яму.
— Это их личное дело. Не надо давать бесплатных советов, здесь этого не любят. Я определил предмет моего интереса. Давайте думать о нем серьезно, ладно? И — последнее: вам не кажется, что в своих передачах по радио «Свобода» вы делаете все, чтобы советские писатели видели в Кремле свою единственную надежду и защиту? Вы же их беспощадно топчете... А может, целесообразнее, наоборот, отторгнуть их от режима, приблизить к нам? Не находите? Чем больше вы похвалите Степанова здесь, тем меньше ему станут верить там. Это далектика, мистер Гадилин, а с ней спорить бесполезно.
5
Полет до Эдинбурга занял час или того менее; Ростопчин не заметил точное время, потому что был устремлен в предстоящую встречу. Пролистал справочник «Что купить в Шотландии», уяснил для себя, что шотландское слово «Гроссмаркет» близко к немецкому; странно; стал самым большим рынком еще в тысяча четыреста семьдесят седьмом году; что игральные карты Соммервиля из Эдинбурга являются весьма элегантным подарком, а фирма «Джофри» предлагает самый большой выбор национальной одежды (почему бы не вернуться в Цюрих в клетчатой юбочке, очень эффектно); от обеда, предложенного милой стюардессой, отказался; пожалел, что не сможет посетить коллекцию Баррела, до Глазго все-таки девяносто километров, а коллекция уникальна: Рембрандт, Дега, Мане, Сезанн, прекрасный китайский фарфор, персидские поделки по металлу; первую картину в свою коллекцию сэр Вильям Баррел купил шестьдесят пять лет назад, когда ему было пятнадцать: десять шиллингов, которые отец дал на приобретение мячиков для крокета, парнишка истратил на акварельную картинку, что продавала седая полубезумная старуха...
В маленьком, компактном аэропорту Ростопчин зашел в аптеку, купал пилюли для сердца (предложили семь разных упаковок, все для стимуляции мышцы, выбрал красно-синюю, самую дорогую, девять фунтов), позвонил сэру Мозесу; подошел дворецкий; казалось, он только и ждал звонка незнакомого гостя из Цюриха.
— Вам надо взять такси, князь. Есть две дороги, которые следует использовать. И та и другая связаны с памятью сэра Вальтера Скотта. Вы можете отправиться через Пииблз вдоль по берегам прекрасной Твиид до Мэлроуз, либо мимо замка сэра Вальтера, этот путь короче, вы успеете полюбоваться Абботсфордом, не знаю, открыт ли музей нашего корифея в это время для обозрения. Если вы решите улететь утренним рейсом, номер в отеле для вас заказан.
Таксист, выслушав адрес, хмуро заметил:
— Англичане лезут в Шотландию, как только могут, Мирная оккупация. Англичанин Гринборо на земле Вальтера Скотта, какая жалость, — у сэра Мозеса лишь сердце шотландское, все остальное — лондонское.
Больше он не произнес ни единого слова за всю дорогу. Поля были ухожены, овцы надменны в своей сытости, маленькие озера в лучах северного солнца похожи на ртуть из разбитого градусника; Ростопчину показалось, что, если остановиться, выключить мотор и выйти из машины, он сразу услышит треск цикад, как в Крыму, когда его возили из Ялты на Байдарские ворота; цикада — символ тепла, только отчего так леденеют руки, мизинцы вообще бесчувственны, ногти снова посинели.
...Сэр Мозес встретил Ростопчина у входа в маленький, аккуратный домик: холл, кабинет, библиотека и большая веранда; наверху две спальни, ванная — вот и все.
