— Тот человек, — упрямо повторила женщина, по-прежнему не называя имени, — сказал, чтобы я забыла его имя. Он сказал, что если я посмею помнить, он мне не позавидует.
Барбье вздохнул:
— Забудьте его имя, — сказал он. — Я могу лишь повторить его слова, потому что сам боюсь нацистов, фрау Рубенау, хотя они разгромлены. Сейчас вы напишете заявление, я вам его продиктую, но не упоминайте там имя Мюллера, я боюсь за жизнь ваших детей, они же будут мстить не нам, а детям…
Женщина покачала головой:
— Нет, господин Бринберг… Я ничего не стану писать. Я все сказала в полиции… Мертвого не вернешь, и я тоже боюсь за детей… Спасибо вам за заботу, но я ничего не стану писать.
— Вы можете показать мне фото этого самого Штирлица и его отпечатки пальцев?
— Да, это я могу сделать.
— Вы позволите мне сфотографировать эти документы?
Женщина ответила не сразу; Барбье не торопил ее, ждал.
— Хорошо… Я позволю… Но я ничего не стану писать…
Он сделал фото крупноформатным объективом, так, что в кадр попала и женщина.
Взяв с нее слово, что она будет осторожной, пообещав приехать еще раз через год, чтобы узнать, что нужно для мальчика, он оставил свой телефон в Швеции (Мерк дал ему номер в Стокгольме) и откланялся.
В Базеле на перроне он увидел связного; тот тоже заметил его, но не двинулся с места.
Когда поезд тронулся, в купе вошли два человека; Барбье почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз, забилось пульсирующе, трудно.
— Здравствуйте, Барбье, — сказал высокий, крепкого кроя американец. — Ваш знакомый едет в соседнем вагоне. Он, видимо, придет к вам в другой день, так что у нас есть время поговорить. Согласны?
— Вы путаете меня с кем-то, — холодно ответил Барбье. — Вы меня с кем-то путаете…
— Бросьте. Ни с кем мы вас не путаем. Я не хочу утомлять себя лишними телодвижениями, доставать из кармана вашу фотографию той поры, когда вы возглавляли гестапо в Лионе, подписи на ликвидации и письма родственников арестованных вами людей. Или показать? Тогда заодно я покажу фотографии ваших встреч с Мерком. И копию объявления в газетах про обслуживание владельцев мини-фотоаппаратов… Могу показать ваши фальшивые паспорта на имя Мертеса и Беккера. Могу дать выписку из домовой книги, Марбург, Барфюссерштрассе. Хватит? Или продолжить? Могу зачитать выдержку из нюрнбергских документов: разыскивается нацист Барбье, включен в список главных преступников под номером сорок восемь. Ну, продолжить?
— Не надо.
— Итак, фамилия?
— Барбье, Клаус Барбье, — ответил он потухшим голосом, таким тихим, что американец, склонившись к нему, попросил говорить громче.
— Клаус Барбье.
— Звание?
— СС гауптштурмфюрер.
— Прекрасно, все верно, мне нравится, что вы не пытаетесь лгать. Покажите мне документ, с которым вы ездили в Швейцарию?
Барбье достал шведский паспорт, американец полистал его, удивленно покачал головой, вернул, поинтересовавшись:
— Вручил Мерк?
— Его контакт.
— Маленький, в кожанке?
— Да.
— Как его зовут?
— Не знаю.
— Если понадобится — знайте Генрих. Порою необходимо ставить связника на место, они иногда берут на себя не те функции. С каким заданием вас отправляли в Швейцарию?
— Вы, видимо, следили за мной… Вы же знаете…
— Говорите громче.
— Вы же знаете.
— А если — нет?
— Мне надо было найти в Монтре фрау Рубенау.
— Что везете от нее? — спросил американец, и по этому вопросу Барбье понял, что американцы знают абсолютно все о его визите в Монтре.
— Ничего.
— А пленка?
— Да, я везу пленку.
— Что на ней?
— Я могу отдать ее вам.
— А что вы отдадите Мерку?
— Изымете у него.
— Ну, зачем же? Это неразумно… Вы скажите нам, что на пленке, больше нам ничего не надо.
— Фото Штирлица-Бользена, сотрудника политической разведки Шелленберга. Отпечатки его пальцев…
— Зачем это потребовалось Мерку?
— Не знаю.
— Они вас плохо используют. Жаль. Мы намерены это делать более квалифицированно. Вот он, — американец кивнул на крепыша, стоявшего у двери купе, — работает у нас, в военной контрразведке. Его зовут Дик Лавуа. На следующей неделе он вас арестует. После встречи с Мерком. Но вы выскочите из машины. Он будет стрелять в вас. Из автомата. Пули холостые, но шум будет хороший. Об этом узнает Мерк, следовательно, генерал Гелен будет проинформирован сразу же. Так?
— Да. Видимо.
— А что вы такой опущенный? Что, собственно, случилось? По-моему, вы должны радоваться… Конец неопределенности, начало спокойной работы.
— Что я должен буду делать?
— Выполнять указания Дика. Он скажет вам, что надо делать. Работы много. Воссоздавайте сеть своих соратников по СС. Работайте бесстрашно. Мы изолируем большинство из них, все-таки вы установили связи с монстрами, их имена у всех на памяти…
— А мое?
— Вы не тот уровень.
— Когда я сделаю то, что вам надо, меня тоже арестуют?
— Нет.
— Почему я должен вам верить?
— Потому что у вас нет выбора.
Американец поднялся:
— По поводу задания, которое вы получили от Мерка, напишете мне подробный рапорт. Не на машинке, а собственноручно. Подпишите псевдоним. Меня вполне устроит «Мертес». Есть вопросы?
— Есть.
— Пожалуйста.
— Назовите ваше имя. Вы ж сами сказали, что порою надо зна…
Американец перебил:
— Надо знать имя контакта. А не мое. Имя моего контакта вы знаете. Дик Лавуа. И все. Достаточно, Барбье. Деньги нужны? Или хватает тех, что платит Мерк?
— Нет, не хватит.
— Хорошо, Лавуа будет вам платить. Еще вопросы?
— Мерк работает и на вас?
— Вы работаете на меня и на него. Думайте, как это совмещать. Внесете свои предложения. Мы рассмотрим их благожелательно, это я вам обещаю. Продумайте план работы, мы ценим инициативу. Конкретнее — мы платим за инициативу. А платим мы хорошо, ибо ценим хватку. До свиданья.
Даллес (август сорок шестого)
Даллес, незримо стоявший за спиной всех комбинаций, задумывавшихся не только в Вашингтоне, но и в Германии, поначалу не обратил внимание на фамилию «Штирлиц», дважды промелькнувшую в сообщениях Гелена, переправленных ему в приватном порядке.
