— О, Господи! — воскликнула я, округляя глаза в
комическом ужасе, — да вернусь ли я живой из этого плаванья?!
(В ту минуту я даже не предполагала, насколько серьезно мой
ангел-хранитель прислушивается к этой беседе, как надраивает свои боевые
доспехи в преддверии горячей российской страды, чистит шлем, проветривает
перышки на крыльях, как шаркает подошвами, проверяя устойчивость новых, только
что выданных со склада, казенных штиблет…)
— Ну… вроде, о главном я предупредил… Во всей той
жизни, знаешь, бездна деталей и тонкостей, которые не поймешь, пока не влезешь
в шкуру синдика и не отдубишь ее как следует… Так что, приедешь, оглядишься…
Разберешься — что к чему.
Он подозвал официанта, рассчитался, его добротный кожаный
бумажник нырнул в нагрудный карман пиджака…
А я, допивая последний глоток апельсинового сока, подумала —
а действительно, а что… Уволю, пожалуй, весь отдел, наберу молодых, энергичных,
преданных мне ребят…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…В первый же день, проходя по двору нашего садика, я
заметила мальчика в шортах и в синей панамке, сидящего спиной ко мне на бортике
пустой песочницы. Что-то он там искал, этот мальчик… Рядом на земле валялся
самокат… Чей-то сын или внук, подумала я… И сразу он разогнулся, видно нашел,
что потерял, выскочил из песочницы и, ведя самокат за рога, направился вместе
со мной к входным дверям…
— Здравствуйте, — сказал он вежливо, открывая
передо мной дверь. — С приездом!
— Здравствуй! — удивилась я. — А ты что,
знаешь меня, мальчик?
— Я не мальчик, я — Женя, — терпеливо и,
по-видимому, привычно проговорила она, снимая панамку. — Из вашего
департамента. Сайт и База данных… — поймала мой ошарашенный взгляд на самокат и
пояснила: — Я рядом здесь живу, на соседней улице. Очень удобно, знаете…
И пока мы поднимались на второй этаж, я узнала массу
необходимых мне сведений: какую температуру надо поддерживать в аквариуме,
чтобы гурами не передохли, и сколько раз в году надо менять воду… А люблю ли я
собирать камушки на море — вот было бы здорово, если б из Израиля я привезла
какие-нибудь красивые камушки…
— Сколько вам лет, Женя? — спросила я осторожно.
— Двадцать пять, — сказала она, глядя на меня
круглыми черными глазами, доверчиво прижимая панамку к груди…
Мы поднялись на второй этаж, причем Женя забегала передо
мной вперед на две-три ступеньки, привскакивая, пришаркивая, торопливо
договаривая какие-то свои, совершенно детские, новости, повернули налево, в
узкий боковой коридор, повернули еще раз и оказались в небольшом отсеке,
поделенном на три, анфиладой, смежных комнаты, сейчас еще безлюдных: в первой,
крошечной, стояли два стола с компьютерами, во второй — три стола, причем на
одном пузатился небольшой аквариум, к которому Женя сразу приникла, что-то
бормоча, приговаривая, сыпля щепоткой корм огненным меченосцам… Это оказалась
приемная. Из нее открывалась дверь в кабинет начальника департамента, с
огромным столом, двумя шкафами и действительно роскошным ортопедическим
креслом, в которое я с детским восторгом рухнула и сильно крутанулась несколько
раз: дело в том, — и это вторая интимная семейная тайна, — что у меня
никогда не было своего письменного стола и своего кресла, и я даже не стану
здесь рассказывать — где и как были написаны десятка два моих книг…
Затем, вскочив, прикрыла дверь своего (своего!) кабинета и
минут двадцать, пока комнаты оживали голосами моих появляющихся подчиненных, в
нервном напряжении болталась по комнате, касаясь руками предметов на столе,
ручек шкафа, листьев полудохлого фикуса и поглядывая в окно, из которого
прочитывался огромный рекламный щит: «Двойная запись — принцип бухучета!» — у
«Гастронома» на углу…
…Наконец, снова воссев в ортопедическом кресле, положила
перед собой полный список сотрудников департамента и вытащила из сумки
пудреницу, в зеркале которой отразилось мое строгое начальственное лицо. Я
запудрила тени под глазами, еще раз проглядела список — первой значилась Маша Аничкова,
секретарь; против ее фамилии стоял мой приговор «уволить на хрен!!!», набрала
номер соседней комнаты, где сидели трое — Маша, Костян (мужик на хозяйстве) и
Женя (сайт и база данных), и сухо, негромко сказала в трубку:
— Маша, будьте любезны, зайдите.
Она вошла и села. Было в ней что-то худосочное,
нерешительное, жалкое. Бледная немочь, подумала я брезгливо, бледная немочь, а
не секретарь департамента. Найму огонь-девку, чтоб щебетала, хватала намеки на
лету, делала три дела зараз и вертела задом на все стороны.
— Если не ошибаюсь, вы, как секретарь, должны ввести
меня в курс дел, — сказала я.
Она мгновенно как-то изжелта побледнела, тихо и тупо
переспросила:
— Чего эт еще?..
И стала медленно валиться набок, сосредоточенно гладя перед
собой. Я вскрикнула, вскочила, обежала стол и успела подхватить ее голову
прежде, чем та стукнулась об пол.
Дверь распахнулась, влетели Женя и высокий, размашистый,
сразу заполнивший весь кабинет, парень, — наверное, Костян. Деловито
приговаривая: «спокойненько-спокойненько-спокойненько…» он подхватил Машу под
мышки, Женя подняла ее ноги, и мы застряли так в дверях.
— Какого чер-р-рта нет дивана?! — прорычала я.
— Ничего-ничего-ничего… — скороговоркой сказал
Костян, — вот, давайте, мы так ее, вот так посадим, а я ей в физиономию
плюну… Она сейчас придет в себя, не беспокойтесь… — набрал полный рот воды из
пластиковой бутылки на столе и мощно прыснул Маше в лицо. Та вздрогнула и
поникла…
— Понимаете… — шепотом сказала Женя, — это вечный
недосып…
— Почему — недосып?
— Маша с мамой живет, та очень больна, онкология…
химия, то, се… Еще она в университете на вечернем… И последнюю неделю страшно
боялась.
— Чего боялась?
— Вас… — сказала Женя, потупившись… — Боялась, что вы
ее уволите. А она кормилец семьи.
— Что за глупости! — рявкнула я. — Что за
бредовые фантазии?
Маша между тем совсем очнулась и беззвучно заплакала… На
этом кончилось мое им «выканье». Надо было как-то управляться с этими детьми.
Я наклонилась к своему секретарю и сказала строго:
— Маша! Сейчас домой, спать. Завтра научишь меня, к
кому здесь обращаться, чтобы купили диван.
В эту минуту позвонили. Я, еще не привыкнув к своему
начальственному статусу, сняла трубку сама.
— …и только попробуй бросить телефон!!! — заорали
мне в ухо. — Я те брошу!!
— Что… что за странный тон, простите?
— Я те сейчас покажу «тон»! Издеваешься, сволочь?!
— …позвольте… на каком основании вы…
