…На перроне Белорусского вокзала стояли Слава и Борис, один
задорный и как всегда, прибауточно-уголовный, другой — молчаливый и окаменелый.
— Ну, Ильи-и-нишна, ну, дае-ете! — приговаривал
Слава и все крутил головой и хлопал варежками.
Борис сел в машине сзади и всю дорогу молчал.
Когда в первом часу ночи мы вошли, наконец, в квартиру, в
коридоре он сжал мою голову обеими ладонями, разглядывая ссадины и синяки, и с
силой, чуть ли не с ненавистью вытолкнул сквозь зубы:
— К чер-рто-вой ма-те-ри!.. К чертовой мате-ри!!!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Из «Базы данных обращений в Синдикат».
Департамент Фенечек-Тусовок.
Обращение номер №7.897:
Интеллигентный, слегка игривый баритон:
— Господа, мне уже трижды антисемит угрожал… Вы охрану
даете в таких случаях? Нет? Жалко… А на корабль у вас как записаться?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
После новогодних праздников мы уехали в отпуск, домой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Глава 31. Бич Божий, зависший в полете…
Microsoft Word, рабочий стол,
папка rossia, файл israel
«…зима в Иудейских горах… В этом году она дождлива и мягка,
холмы в зеленой шкуре шевелятся под облаками, а облака белые, валкие, влажные,
неуклюже и быстро переваливают через вершины, стекают в ущелья и там лежат и
вздыхают, и копошатся, как бегемоты… От всей этой дождевой благодати в нашем
городке цветут все кусты, зеленеет трава, бригада рабочих под управлением
садовника разъезжает на грузовике с подъемником и отсекает ненужные ветки
здешним деревьям из породы фикусовых — с благородным прямым и гладким стволом и
с гривой глянцевых твердых листков…
Холмы под торопливым строем небес ежеминутно меняют
очертания, цвет и действо… Солнце ныряет сквозь облако, длинным пальцем дырявя
покров над башней Августы-Виктории, и шарит вслепую, ощупывая окрестные сады и
оливковые рощи… И с вершины нашей горы на все стороны открывается Божья сцена с
такими спецэффектами, что вот стой так с утра до вечера, не шевелясь, боясь
пропустить движение малейшей тучки… Каждый вечер я выхожу пройтись и гуляю
долго, и дышу глубоко…
Вчера шла в сумерках, потом стояла и глядела: на обрыве
посадили ряд деревцев, пристегнули тонкие стволы ремешками, на каждом —
табличка: что за дерево, как называется, где произрастает. Я прослезилась,
старая кляча, и долго еще смотрела в слезящуюся огнями простертую волнистую
даль…
В тумане извилистая нитка фонарей на шоссе в Иерусалим
похожа на взметнувшийся Божий бич, застывший в полете. Как и когда он опустится
на наши головы?
Ежедневно опускается он на наши головы…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В январе весь Израиль потрясла история с неприметным
банковским служащим. В течение нескольких лет переводил деньги со счетов
богатых людей на счета бедных. Такой израильский Робин Гуд.
Мы рассматривали его фотографию в газете: приятное лицо,
прямой взгляд, небольшая, аккуратно подстриженная бородка. Ну, теперь он
посидит. У него будет время поразмыслить над справедливостью этого мира…
— Как я люблю его! — сказала я, — Боже, как я
люблю этого психа!
— Еще бы, — отозвался мой муж, — он же деньги
снимал не с твоего счета…
— А может, он и есть — Азария? — задумчиво
пробормотала я…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— …А я вас узнала, — сказала мне пожилая женщина в
поликлинике, куда я заскочила — выписать для отца рецепт на лекарство… — Мы вас
по телевизору видели… Вы еще не насовсем вернулись?
— Пока — в отпуск, — сказала я…
— А вернетесь? Неужели вернетесь?
Я удивилась:
— Почему вам это кажется таким уж невероятным?..
— Ну, все-таки вы русский писатель… — и
заторопилась, — простите, я, может, что-то не то ляпнула… У вас свои
соображения, конечно… А я знаете, даже хотела с вами встретиться и поговорить…
Рассказать кое-что… Вас, конечно, многие мучают со своими дурацкими историями,
и каждому кажется, что такого, как с ним, ни с кем не бывало… Но… у вас есть
две минуты?
— Две, пожалуй, есть… — я до сих пор не научилась
уносить ноги из подобных засад… Обе мы сидели в очереди к терапевту, деваться
было некуда.
Она обрадовалась, переложила сумку на соседний стул…
— Вы, слово даю, — такого ни от кого не услышите!
Возможно, даже не подозреваете, что такое может быть…
— Почему вы решили, что…
— А вот послушайте, и поймете… Я папу недавно похоронила…
Старенький папа, конечно, но, знаете, очень любимый… А за два года до смерти
ему отняли обе ноги, на почве диабета… И вот эти два года, без ног, он страшно
горевал, никак не мог привыкнуть. В молодости — спортсмен был, бегун, чемпион
Таганрога на длинных дистанциях… Ну, и вот, умер… Я — в горе, в тоске, —
обсуждаю ритуал похорон с представителем этого… Похоронного братства, и грустно
так, говорю: — папа у меня без ног…
Он спрашивает:
— Как — без ног? Он что, и приехал безногим?
— Нет, его уже здесь оперировали…
— Что ж ты сразу не сказала?! Постой, — и этот
парень связался с кем-то по мобильному, и минут пять переговаривался то с
одним, то с другим. Наконец говорит:
— Поезжай в Холон, в морг при центральном кладбище,
тебе выдадут ноги твоего папы…
А я, знаете, оторопела, стою — понять не могу, что все это
значит! Я представить себе не могла! Не могла ничего ему больше сказать…
Расплакалась… Стою, головой мотаю… Понимаете?! Они хранили целых два года… Они
хранили… ну разве не высшее это милосердие! А? Ну где бы вы такое встретили?! И
знаете, этот день был одним из самых счастливых в моей жизни. У меня как-то
сразу тоска прошла, поехали мы с мужем, привезли в пакете папины ножки, и на
похоронах все мне казалось, что папа сверху глядит такой довольный, что не
обрубком его хоронят, а целенького, целенького… Так я была счастлива!
Ее вызвали в кабинет, а я все сидела и молчала в странном
оцепенении. Я не знала — как мне относиться к этой истории… Сидела и понимала,
что, прожив в этой стране еще и двадцать, и тридцать лет, я, вероятно, до
самого конца буду узнавать все новые удивительные комиксы, которые рождает эта
земля ненатужно, как бы сама по себе, даже без особого участия людей…
