Под модный шлягер «Ты целуй меня везде» на сцену потянулась
цепочка узкобедрых девочек. Они двигались голыми спинами к зрителям, покачивая
лоскутками юбчонок. Достигнув середины сцены, все пятеро круговым движением
бедер освободились от лоскутков, и перед зрителями предстал ряд довольно
округлых ягодиц, изукрашенных чем-то голубым…
— О, Господи! — закричал Яша в отчаянии, —
Изя, смотри, что у них на задницах!!!
…Да, надо признать, что Серега, главный менеджер этого
почтенного заведения, проследил, чтобы наглядные пособия Синдиката были
использованы вполне: на сцене, на виляющих попках девочек красовался знак этой
славной организации. И кстати, выглядел вполне уместно: две руки поддерживали
вихляющие ягодицы, как бы не давая им расползтись в стороны.
Вагончик жизни покатился под уклончик.
Никто, ребята, не поставит нам заслончик.
Не надо пива и вина, мы самогончик пьем до дна…
— Это разве стриптиз! — заметил Изя заплетающимся
языком. — Вот я в Лондоне видел, так там, знаешь, сынок, выходят девочки с
бутылками кока-колы, выпивают их в процессе об-на-же-ния… затем начинается
такое цирковое, я скажу тебе, действие!.. А эти здесь что!.. самоучки
самобытные. За Западом пытаются угнаться… И ни черта у них не…
В этот миг все пятеро девочек разом подпрыгнули, крутанулись
и… и Яша почувствовал, что теряет сознание. Ну, девочки там, ну со знаком
Синдиката под юбками, это ж полбеды! — беда, что девочки-то оказались
вовсе не девочками! Пятеро омерзительных козлов под куплеты выделывали на сцене
такое, что черти бы плюнули!
— Изя, Изя!!! — завопил Яша. — Все кончено,
мы погибли!!!
— Я ни хера не хочу… — меланхолично сказал поддатый
Изя. — Ни хе-ра. Вот такая моя ментальность.
И громко стал подпевать:
Гуляй, моя детка,
ты будешь жить счастливо,
А я уже, наверно, никогда!
Ошарашенный, оскорбленный, взбешенный, Яша оглянулся окрест
и увидел, и понял, наконец, то, что выпирало перед ним, идиотом, весь вечер. Он
понял — в какую компанию попал, в каком таком элитарном клубе проходит это
поистине великое мероприятие по национальной само-де… ди… ин… тен… Короче, он
увидел, что вокруг все, ну, повально все…
— Пидера кругом!!! — заорал он.
И разом перевернул стол вместе со всем, что на нем стояло.
Изя тоже рухнул, не имея на что опереться грудью. Наклоняясь за бутылками, Яша
принялся метать их на сцену, стараясь попасть в того, коренного, что посередке,
и выделывается ядренее других.
И сразу засвистело, заверещали совсем не женские голоса, на
него навалились сзади, но он лягнул, увернулся и пошел молотить уже без
разбору, с ненавистью такого накала, что не чувствовал ударов и не видел — кого
лупит. Драться он любил, умел и искал — всегда. К тому же в юности отдал дань
модному в те годы карате… Может, поэтому его не сразу удалось скрутить
серьезным ребятам в охране. Затем драка вывалилась в фойе к пингвинам, ради
свободы которых Яша попытался разбить стулом стекло темницы… И зря: время
потерял, темп, отвлекся от круговой защиты… Помнил только, что когда тащили его
вниз по роскошной, с золочеными перилами, лестнице…
…распахивайте дверцы: идут крутые перцы!
…менеджер Серега, который, сука, еще увидит небо в алмазах,
бежал рядом и повторял: я ж сказал — казино-ревью, я их по-честному
предупреждал…
Очнулся он в наручниках, в милицейской машине, рядом с Изей,
тоже — порядком изукрашенным… Вспомнил пингвинов и — заплакал…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Из «Базы данных обращений в Синдикат».
Департамент Фенечек-Тусовок.
Обращение №2.254:
Деловой женский голос:
— А вы все законы Израиля знаете? А вот, скажите, можно
мне за мужчиной поехать в качестве второй жены? Нет, я имею в виду —
единовременно второй… Ну, что непонятного?.. Разве у вас там не многоженство?
Не-ет? А мне говорили, восточное государство… (гудки )
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Глава 16. В поисках потерянных колен
Microsoft Word, рабочий стол,
папка rossia, файл moskva
«…главная тягота и радость моей нынешней жизни — обилие
новых и старых лиц, обрушившихся на меня настоящей селевой лавиной. Среди новых
— Аркаша Вязнин, помощник атташе по культуре американского посольства.
Это человек, к которому необходимо предисловие.
Неприкаянный, странный, старый холостяк, он производит
впечатление двоякое. Одновременно: очень откровенен, очень себе на уме.
На всех дипломатических приемах и встречах, на всех
концертах, торжественных вечерах, конгрессах и банкетах Аркашу видно издалека:
это высокий, лысый, румяный и улыбающийся человек в очках. Слегка заикается.
В прошлом — акробат. Может сделать сальто прямо на улице, с
места. У меня где-то есть фотография: он идет по Питеру на руках, рубашка
вывалилась из брюк и занавесила лицо, в центре обзора — голый впалый живот и
волочащийся по земле галстук, на который он наступил рукою.
Мы познакомились на одной из культурных посиделок у Моти
Гармидера, в уютном помещении щадистов в Безбожном переулке.
Разговорились. Аркаша, оказалось, читал меня давным-давно, в
школе, еще в популярном советском журнале, когда и сама я была ученицей
десятого класса… Наша общая юность подмигнула нам и увела чувака и чувиху на
свежий воздух… Мы распрощались с Мотиными подопечными, вышли на улицу и долго
шли, буквально с первых же минут разговора обнаружив с десяток общих знакомых и
друзей в разных странах. Потом зашли в какую-то кондитерскую, заказали кофе, и
Аркаша стал рассказывать, как, уехав в семидесятых годах из Ленинграда в
Америку и вернувшись в Россию в конце 90-х в дипломатическом чине, он испытал
странное и острое счастье: стал разыскивать людей, с которыми когда-то была
связана его жизнь и с которыми он давно расстался. И находил, и связывал
какие-то разорванные узелки…
С того дня мы не то что подружились, но постоянно держим
друг друга в поле видимости. Иногда он звонит и приглашает на какое-нибудь
действо. И я иду, не только потому, что мне интересно это действо, но чтобы
хоть немного отвлечься от чиновных дрязг и бреда, от толкотни и дури Синдиката.
Вот, сегодня оказалась в «Гнезде Глухаря», на концерте
известного барда, который явился со своим гитаристом Сережей.
Высокий, нелепый и изящный одновременно, гитарист сразу
приковывает к себе внимание разборчивого глаза. У него странная мимика: во
время игры лицо становится одновременно равнодушным, даже сонным, — и
напряженным. Напряжение, усилие, совсем незаметное в руках и технике игры,
выражается в том, что он жует. Подбородок, губы ходят ходуном. Небольшие припухшие
глаза в это время чуть ли не спят. И этот разлад между верхней и нижней
половиной лица придает всему облику гитариста дополнительное, слегка удивленное
выражение. Кроме того, непринужденная, угловатая пластика движений сообщает
всей игре особенное обаяние. И грацию. В игре он так органичен, так чертовски
музыкален, что вроде бы скучает, играя. И даже отворачивает от грифа в сторону
лицо, как бы делая вид, что не имеет к этим выделывающим кругаля рукам никакого
отношения.
