– А почему он темная лошадка? – Инга не позволила сбить себя с толку.
– По причине отсутствия о нем всякой информации. Живет недавно, купил квартиру у прежнего жильца, Лени Симкина, уехавшего на историческую родину. Я Леню очень уважаю: вот так бросить все, взять и уехать, не принимая во внимание международную обстановку, – это, знаете ли… поступок! И все бочком, бочком… Я имею в виду нового. Шныряет под покровом темноты, как грызун. Исчезает на несколько дней, дома не ночует. Я думаю, он киллер. Если бы он был женщиной, я бы решил, что он, то есть она, путана. – Трембач вошел в раж, найдя в Инге благодарного слушателя, способного оценить его треп, и готов был продолжать хоть до вечера.
– А с той стороны, за забором? Там я видела странного ребенка в красной курточке, сидел под дождем в песочнице.
– Камни небось швырял?
– Швырял. Откуда вы знаете?
– Любимое занятие парнишки. Попал?
– Нет! Я убежала.
– Молодец! Обычно попадает. Это наш болдырь.
– Кто?
– Болдырь! – любезно повторил Трембач. – Так его называет Людмила Ивановна. Она знает много всяких необыкновенных словечек, доставшихся ей по наследству от бабушки. А может, сама выдумывает. Она женщина с фантазией. «Болдырь» – это, судя по всему, выродок. Бастард.
– А кто его родители?
– У него есть мама, зовут Лиза. Мать-одиночка. Тоже странная женщина. Совсем не занимается воспитанием сына. Людмила Ивановна называет ее «блябла».
– Что такое «блябла»?
– Точно не знаю, но, как мне представлятся, это нечто большое, бесформенное, рыхлое, как тесто. Очень метко, я бы сказал. Лиза и есть блябла. Глазливая блябла.
– Какая?!
– Глазливая. С дурным глазом то есть. Может сглазить. Правда, красиво? Тут я полностью согласен с Людмилой Ивановной. Вы тоже, я думаю, согласитесь, когда увидите Лизу. Красиво и очень образно. Людмила Ивановна, если захочет, может говорить на своем особом языке, вроде воровской фени, недоступном для окружающих.
– Я помню рассказ Станислава Лема про растения, которые, защищаясь от людей, развили в себе разные новые свойства, вроде противного запаха, колючек или чернильной струи, – вспомнила Инга. – Там был цветочек, который назывался, кажется, «фиалка вонявая». Ваша «блябла глазливая» звучит очень похоже.
– Похоже, – согласился Трембач, – но я не поручусь, что Людмила Ивановна читала Лема. А знаете, как она называет спартанца Володю?
– Как?
– Кадук.
– Что такое «кадук»?
– Точно не знаю, но думаю, припадочный.
– Володя припадочный? – удивилась Инга.
– У него случаются мигрени. Борьба – грубый вид спорта. Это, правда, не бокс, тот еще хуже, но и в борьбе тебя подвергают различым силовым приемам и бьют головой об пол. Такие упражнения даром не проходят, и в результате – мигрени. В конце концов, за удовольствия надо платить. Да и Тамириса не подарок. От такой сестрицы, даже если она и подкидыш, не только мигрени замучают, а и язва желудка откроется, и крышу перекосит.
– А как она называет короля Артура?
– Артура Алексеевича? Дайте вспомнить… – Трембач озабоченно потер подбородок, демонстрируя интеллектуальные усилия, и наконец сказал: – «Курий». Или «курий гамзатый».
– А это что значит?
– «Курий» – это просто. Ни курица ни петух. Как я понимаю, это гермафродит, такая игра природы. А «гамзатый», видимо, передает его несколько высокомерную манеру держаться и слегка гнусавый голос.
– Артур – гермафродит?!
– Не знаю, – признался Трембач после некоторого раздумья. – Вряд ли. Возможно, не буквально, а передает, так сказать, общее впечатление. Он у нас видный мужчина. Хотя поручиться, знаете ли, не могу.
– А Тамириса кто?
– Лихоманка.
Инга рассмеялась.
– Людмила Ивановна женщина с творческим огоньком. Под настроение она называет Тамирису еще и драной кошкой.
– А вас? – Инга вошла во вкус.
– Меня? – Трембач с удовольствием смотрел на нее. – Если я скажу вам, что Петром Петровичем, вы ведь не поверите?
– Ну, почему же… – начала было Инга, но снова рассмеялась и сказала: – Не поверю!
– Правильно сделаете. Извольте. «Базыга»! – он шутливо поклонился. – Прошу любить и жаловать. Ваш покорный слуга.
– Что такое «базыга»? – спросила окончательная очарованная Трембачом Инга.
– А как, по-вашему?
– Понятия не имею.
– Подумайте! Слово-то на редкость выразительное и точное.
– Старый холостяк!
– Почти. Только покрепче. Старый хрыч. А как вы догадались, что я не женат?
Инга пожала плечами:
– Не знаю… так как-то…
– Понятно. Ну-с, кто у нас остался неохваченным? Соседи странной Лизы, семья скорняков. Спокойные неприветливые люди. Никогда не здороваются и в глаза не смотрят. Наверное, не платят налоги. А вообще, должен вам заметить, наш дом, как Ноев ковчег, тут всякой твари по паре, и в этом, я бы сказал…
Но Инге не суждено было узнать, что собирался сказать Трембач, так как в коридор ворвался новый персонаж – запыхавшийся от быстрого бега мужчина – и зычно закричал:
– Петрович, ты че, ох…л? Магазин вот-вот закроют! Деньги достал?
– Мой друг Виктор, – произнес светским тоном Трембач, проигнорировав вопрос вновь прибывшего. – Моя новая соседка… э… – он пошевелил пальцами в воздухе и вопросительно посмотрел на нее.
– Инга! – напомнила она.
– Инга! Живет у Людмилы Ивановны.
– Здрасьте, – буркнул Виктор, скользнув по девушке скорым взглядом и нисколько ею не заинтересовавшись. – Ты деньги, спрашиваю, достал?
– Виктор только из больницы, измучен процедурами, – Трембач счел нужным пояснить горячность друга. – Денег, к сожалению, нет.
– У меня есть! – вырвалось у Инги. Она открыла сумочку. – Сколько?
– Ни за что! – вскричал Трембач и прижал руки к груди. – Вы меня смертельно оскорбите!
– Давай стольник, – быстро сказал Витек, протягивая руку.
– Виктор, немедленно верни девушке деньги! – строго приказал Трембач.
– Ща! – хладнокровно отозвался его друг. – Пошли! – Он схватил Петра за рукав.
Трембач умоляюще посмотрел на Ингу:
– Большое спасибо! Непременно верну в ближайшее время.
В следующую минуту друзья выскочили на улицу и помчались по дорожке к калитке.
– Надо было просить двести! – бросил на ходу Витек. – Кто такая?
– Новая Люськина квартирантка, – отвечал Трембач, стараясь не отстать от друга. – Хорошая девушка, но задает много вопросов. Кто, да что, да где живет…
