И тут меня осенило: я могу взять адрес в столе справок и подъехать к Лоле. А если ее нет, то узнать у соседей, надолго ли она уехала.
В столе справок сидела женщина в очках, которая уставилась на меня и отчеканила:
– Фамилия-имя-отчество?
– Чье? Мое?
– Вашего респондента.
– Подберезкина Лола Арсеновна.
Несмотря ни на что, мать дала ей отчество отца, сгинувшего на просторах родной Армении.
– Сколько лет?
– Девятнадцать. Я могу дать ее телефон.
– Давайте.
Через пару минуту я уже отходила от стола справок, сжимая заветную бумажку в руках.
До улицы, которая находилась на окраине Питера, я ехала на метро, потом тряслась на трамвае и, когда вышла, оказалась в окружении мрачных домов, явно требовавших капитального ремонта.
Лола, богиня музыки и сподвижница маэстро Георгиева, вряд ли могла обитать в этих непрезентабельных халупах, но возможно, здесь вкралась какая-то ошибка, и в Питере существуют две Лолы Подберезкины.
Я сглотнула и принялась искать глазами номер дома.
Он стоял крайним и выходил окнами на залив.
…Дверь мне открыли не скоро, шаги раздались где-то на пятой минуте настойчивого звонка в дверь. Но передо мной стояла не Лола, а рыжий парень с сонными глазами. Он был одет в безразмерную футболку с кучерявым Майклом Джексоном и белые хлопчатобумажные брюки свободного покроя. И он был босиком.
– Вы к кому?
– К Лоле. Подберезкиной Лоле Арсеновне, – уточнила я.
Он икнул, потом извинился:
– Она сейчас встанет. Вы точно к ней?
– Да.
– Может, лучше зайдете часика через два?
Я не могла объяснить, что у меня нет «никаких двух часиков», и вообще время сжимается вокруг меня мертвой петлей. Мне некуда идти и я…
К счастью, я не успела проговорить про себя эту тираду, как откуда-то из глубины квартиры раздался протяжный Лолин голос:
– Анджей! Это кто?
Парень с экзотическим именем Анджей посмотрел на меня. А я – на него.
– Не знаю, – честно сказал он.
– Ты уморишь меня когда-нибудь. Плохо проспался?
– Можно? – Робко напомнила я о себе и обогнула стоявшего передо мной молодого человека.
– Лола, это я.
– А кто «я»?
– Настя Вострецова. Из села Косые Кручи.
– А есть такое? – завороженно смотрел на меня рыжий парень.
– Есть, – кивнула я.
– О, черт! – раздалось энергичное ругательство Лолы. И вскоре она вывалилась в длинный, как кишка, коридор, всклокоченная, застегивая на ходу белый прозрачный халатик, именуемый «пеньюар». – Настюха! Каким судьбами-то? И как ты меня нашла?
– Это было не трудно. В столе справок. Твой телефон не отвечал, я получила твой адрес и нагрянула сюда. Извини, что без предупреждения.
– Он отключен за неуплату, – махнула Лола рукой. – Вот счастье-то! Проходи на кухню, не стесняйся. Все свои. Это Анджей, – ткнула она пальцем в парня. – Свойский парень.
– Мы уже познакомились.
Парень кивнул, по-прежнему не сводя с меня глаз. Кухня была заставлена мебелью и напоминала склад вещей. Посередине кухни стояла корзина для мусорного белья, а на окне пламенела герань.
Стол был завален немытыми чашками, которые Лола быстро переставила в раковину, где уже высилась горка грязной посуды.
– Анджей! Найди для Настюхи хоть одну приличную чашку в этом доме.
Анджей поставил передо мной белую с коричневыми разводами чашку, которая была решительно забракована Лолой.
– Вымой сначала, – бросила она ему. – Возьми из гарнитура бело-красную…
Мне заварили крепкий, как деготь, кофе, от которого моментально запершило в горле. Откашлявшись, я спросила Лолу:
– Ты бросила маэстро Георгиева?
На лице Лолы отразилось глубочайшее недоумение, а потом она расхохоталась, обнажив безупречно-белые крепкие зубы.
– А, ты об этом! Настеша! Это была сказка для мамы. Ее утешительный приз в вечной гонке под названием «воспитать хорошую девочку и дать ей образование». Я приехала сюда с намерением поступить в училище и сделать музыкальную карьеру. В училище я не поступила, жить было негде, жрать не на что.
Она перевела дух.
– Анджей, сигарету!
Анджей вырос как Старик Хоттабыч из запечатанного кувшина.
Лола закурила тонкую сигарету; предусмотрительный Анджей сразу подвинул ей пепельницу.
– Девочка, – проникновенно начала Лола с неслыханными мне доселе армянскими интонациями пожилой, умудренной жизнью женщины. – Девочка моя, ты еще не знаешь, что такое Большой Город. Сколько в нем ловушек и соблазнов. – Лола неожиданно замолчала. Сбоку я видела, как Анджей продолжает пожирать меня глазами. Еще немного, и его испепеляющий взгляд сделает ожог на моей правой щеке.
– Я пыталась устроиться куда-нибудь на работу. Музыкантом. Но это была напрасная затея.
– Но ты же хорошо играла на скрипке, – вырвалось у меня. – Просто великолепно.
Лола улыбнулась усталой снисходительной улыбкой.
– Знаешь, сколько таких «великолепных» прибывает в Северную столицу каждый год? Да что там год! Каждый месяц, неделю, день! И всех город пережевывает и выплевывает, как отрыжку.
– А маэстро Георгиев? – Я еще не могла расстаться с этой мечтой. Играть у самого маэстро Георгиева!
– Его никогда не было. Я же говорю, Настеша, это – миф. То есть маэстро Георгиев жив-здоров, но он даже не подозревает о моем существовании.
И здесь я, уронив голову на руки, заплакала. Я была голодная, уставшая, от нервного напряжения крутило кишки, и предательская тошнота подступала к горлу. Когда я поднимала голову, то натыкалась на мудрый взгляд Лолы, плававший в облаках дыма. Интересно, какую по счету сигарету она курила? Анджей по-прежнему смотрел на меня, только теперь от его испепеляющего взгляда ныл лоб.
– А что потом? – прошептала я.
– Понимаешь, маялась, пока не наткнулась на Джан-мамашу.
– Это еще что такое?
Лола качнула головой:
– Сутенерша, которая ловит души и тела около вокзалов и больших магазинов, около кафе и ресторанов. Так она поймала и меня. И я согласилась. Но клянусь мамой! – И Лола подняла глаза к небу. – Я хотела при первой же возможности сбежать оттуда. И вскоре мне это удалось. В меня влюбился один богатый папик, которому я напоминала его первую умершую жену, и он купил мне комнату в этой коммуналке. Я всегда была практичной девочкой, наверное, это армянские гены сказываются, и попросила его не о «Мерседесе» или «Ниссане», а о комнате – крове над головой. Он говорил, что не может снять крупную наличность, и мне нужно всего лишь подождать. Но интуиция говорила мне, что ждать не стоит. Времена всегда неустойчивы, одно сменяется другим.
