— Нет, я не сказал. Ты думаешь, не стоит?
— Конечно, нет. Если он захочет работать со мной, то обойдется без дедушки, а если нет, то и начинать не стоит.
— Знаешь, Ларс несколько замкнутый человек, с ним вообще трудно подружиться, а девушке особенно.
Я мысленно вздохнула: «И слава богу!». Развела руками:
— На нет и суда не будет.
Дольше разговаривать не получилось, потому что приближалось само божество. Только бы не выдать свой повышенный интерес к Ларсу, и дело не в расследовании, а в том, что я уже таяла, как снег на весеннем солнце, буквально расплываясь по стулу лужей.
— Добрый день. Я Ларс Юханссон.
Пальцы предсказуемо длинные и сильные, пожатие твердое, но не холодное. Машинально я отметила, что он задержал мою руку в своей чуть дольше, чем полагалось по правилам хорошего тона. Может, показалось? Его пальцы не просто слегка сжали, но, отпуская, чуть задержались в моей ладони и следом, словно перебрали мои пальцы, Чувствуя, как меня охватывает паника, я едва не вырвала руку. Вот, идиотка!
Говорят, чем теплее пальцы человека, тем холодней у него сердце. Если верить этой примете, в груди у Ларса Юханссона ледышка в состоянии абсолютного нуля. Все верно, если вспомнить подвешенную девушку…
— Линн.
Намеренно не стала добавлять фамилию, ведь она дедушкина.
Фотографы ничтожества, потому что ни один снимок не передал и сотой доли красоты Ларса Юханссона. Нет, все отображено верно — высокий рост (я при своем не таком уж малом ему едва до подбородка), широкие плечи атлета, лицо, волосы… Но на снимках не было главного — обаяния, особой ауры Ларса Юханссона, которая захватывала на расстоянии полусотни метров, брала в плен и не отпускала. Даже если бы он был в маске гориллы или вообще под колпаком, в плаще Бэтмена или в скафандре, все головы вокруг непременно повернулись в его сторону, и вовсе не из-за колпака или скафандра.
Это действительно божество в его земном воплощении. А красота какая! Какая-то опасная и манящая одновременно, так манит край пропасти — страшно и тянет шагнуть вперед.
Но окончательно я пропала, глянув в глаза Ларса.
Если фотографы ничтожества, то писатели, тысячами томов пересказывающие любовные истории самого разного толка и качества, и того хуже. «Синие омуты, в которых можно утонуть…». Олухи, никогда не видевшие по-настоящему бездонных глаз! Они никакие не синие и не омуты. Сталь сродни клинку, опушенная черным шелком ресниц. Потом я узнала, что у этих глаз, как у стали, тысячи оттенков, они могут сыпать искрами, могут быть теплыми и даже горячими, могут оказаться тяжелыми свинцовыми, могут сверкать смешинками… Ну и где вы такое видели у «синих бездонных омутов»? И я говорю, что нигде и никогда.
Я не утонула, тонущие хотя бы недолго барахтаются, я просто погибла. Сразу и навсегда. Камнем пошла ко дну этой бездонной стали. Моя гибель не вызывала ни малейшего сомнения.
Он мог не просто связать меня толстенными канатами, а саму завязать в узел и повесить на окно другим в назидание, я бы не подумала сопротивляться.
Но красавец со стальными глазами ничего такого делать не стал, напротив, улыбнулся.
Улыбка человека, привыкшего к всеобщему восхищению и поклонению. Он сознавал свою красоту и, кажется, даже чувствовал себя обремененным ею. Конечно, любому нормальному человеку надоест, если будут восторженно заглядывать в глаза или просто таращиться вслед. А он нормальный?
Мне плевать, какой Ларс Юханссон, потому мной овладела паника. Я тоже долго не продержусь, пара дежурных фраз, и будет ясно, что влюбилась, это нелепо и даже недостойно. Какие викинги?! Как могло Анне и Оле прийти в голову отправить к Ларсу меня, а не Марту?
Я вдруг поняла их замысел — Юханссон на меня будет смотреть, как на предмет мебели, безо всякого интереса, что позволит мне увидеть интересующие детали. Позволило бы, не потеряй я голову.
Размышлять не пришлось, встреча назначена вовсе не ради меня, следом за Ларсом к столику подошли еще трое, видимо, их он ждал в коридоре. Последовал обмен приветствиями, завязался разговор, в котором я явно была лишней. Самое время удрать, потому что долго держать себя в руках не сумею и начну позорно пялиться на Юханссона, испортив этим все.
Не знаю, сколько прошло времени, но я вдруг осознала, что Ларс сидит, откинувшись на спинку своего стула, и, не отрываясь, смотрит на меня, но вовсе не как на предмет барного декора, не разглядывает, а словно впитывает увиденное. А еще было ощущение, что он что-то придумывает… Нет, это нечестно, если он на всех смотрит вот так: долго и… будто приглашая в неведомые дали, я умру от ревности, не имея на нее никакого права. Уже умирала.
От его взгляда и улыбки, которая чуть тронула красивые губы, когда наши взгляды в очередной раз встретились, я едва не впала в истерику. Бежать, как можно скорее!
— Йозеф, я, пожалуй, пойду. Едва ли я способна поддержать ваш разговор, к тому же у меня встреча через сорок минут, — я нарочно посмотрела на часы, словно серьезно занята.
— Детка, но мы же ни о чем не договорились!
Эти переговоры услышал Ларс, наклонился ко мне:
— Линн, дайте мне ваш телефон, я перезвоню. И извините, что пришлось потерять время.
Для начала я задохнулась в аромате его парфюма. Задохнулась в хорошем смысле, на расстоянии от Ларса пахло безумно вкусно, а поблизости добавлялся некий божественный аромат от волос. В полуобморочном состоянии продиктовала телефон, он кивнул и что-то сказал бородачу, представившемуся мне как Оскар.
— Я вас провожу хотя бы до выхода, если уж не получается дальше.
Я с трудом сдержалась, чтобы не заорать: «Не надо!»
Юханссон галантно помог надеть куртку… А на прощанье вдруг… ласково коснулся моего запястья губами:
— Еще раз извините, что разговора сегодня не получилось.
Не понимаю, почему охрана бара не вызвала службу спасения, и как сам Ларс удержался на ногах, потому что стук моего сердца набатом разносился вокруг, а стены бара просто шатались от этого грохота. Странно, но никто этого не заметил. Оглохли все, что ли? И ослепли тоже. Всеобщее помешательство, не иначе.
Меня хватило на то, чтобы пробормотать:
— Ничего страшного…
— Я позвоню, и мы договоримся.
— Да, конечно.
Бросилась к выходу на ватных ногах (как вообще можно двигаться в столь размягченном состоянии?), уговаривая себя: «Только не рухнуть! Спокойно, Линн, спокойно».
Не рухнула, выбралась наружу и даже прошла мимо окна, чтобы хоть сквозь стекло краем глаза лицезреть божество еще раз. Божество приветственно помахало рукой и улыбнулось. Вот и все, с меня хватит. Остальное время отдано беседе с интересными людьми, в список которых я не вхожу. Нет, может, он и смотрел, но я не позволила себе оглянуться, боясь, что не удержусь на ногах. Причем чего боялась больше — того, что он отвернулся от окна, или наоборот, что смотрит, не знала сама. Бежать, и как можно скорее!
