— Кроме Оскара?
— Кроме него, с Оскаром мы остались приятелями.
Разговор не дал ничего, кроме подтверждения уверенности, что это убийство.
Но когда Юханссон уже был у двери, Даг бросил ему вслед:
— Кайсу сначала придушили, потом повесили.
Ларс обернулся, чуть прищурил глаза:
— Поэтому она не осознала опасности…
* * *
— Я в Стокгольм.
Вот и все, словно я вообще не существую. Не мешало было спросить и у меня, может, мне тоже туда нужно? И о вчерашнем тоже никаких разговоров.
Но я тут же осаживаю сама себя: это даже хорошо, что Ларса целый день не будет, я смогу поговорить со Свеном, с Жаном, Мари и может еще с кем-то, кто бы подтвердил, что Ларс был дома в день убийства девушки.
Некоторое время сижу в библиотеке, якобы занимаясь викингами, а в действительности пытаясь придумать повод, который позволит мне разузнать как можно больше обо всем происходящем в этом замке. Повод находится сам собой. Свен, который решил подложить дров в камин, со вздохом замечает:
— Испугалась ночью? Ларс сказал, что Жаклин тебя перепугала. Не стоило выходить из своей комнаты без надобности.
Конечно, мне страшно хочется спросить, кто такая Жаклин, но я задаю другой вопрос, возможно странный для того же Свена:
— Что за человек Ларс Юханссон?
Свен некоторое время молча смотрит на меня. Потом вздыхает:
— Не бойся его, тебе он не сделает ничего плохого.
— А есть те, кому может сделать?
— О, да! Есть те, кому Ларс мог бы свернуть шею, не задумавшись.
— Что останавливает?
— Только то, что у него есть голова.
Теперь уже я некоторое время смотрю на Свена, пытаясь понять, что можно спросить, а что нет.
— Ларс настолько разный, что я не могу понять, какой же он в действительности.
— Так просто не поймешь, нужно узнать его получше… Но он хороший.
— Вы его любите?
— Его любят все, кто знает больше пяти минут. — Вдруг Свен усмехается. — Нет, не все. Есть и те, кто ненавидит. Это взаимно.
— Чем больше слушаю, тем больше загадок.
— Хочешь посмотреть фотографии?
— Да…
— Сиди, сейчас принесу.
Увидеть семейные снимки — один из лучших способов понять человека. Детские лица открыты, дети не умеют прятать душу за подходящей маской, перед объективом чаще всего они такие, как есть. И хотя с детских лет человек может сильно измениться, что-нибудь подскажет, что именно у человека глубоко внутри.
Свен принес несколько толстенных альбомов.
— Смотри, это дед Ларса. Это его родители, они погибли, когда он был совсем мальчишкой. Воспитал дед, который ему и мама, и папа, и учитель, и наставник, и нянька. А еще настоящий друг.
Ларс действительно везде с дедом. На лошади… играют в снежки… Оба со скрипками… Ларс со скрипкой, дед за фортепиано… с мечами… Снимков очень много. Ларс взрослеет…
Он всегда был красивым, от первых детских снимков, лет семи-восьми, более ранних нет.
Мы добираемся до снимков где-то пяти-семилетней давности. Ларс уже красивый молодой человек. Рядом с ним девушки, тоже красивые… Ларс на горных лыжах. Ларс выходящий из моря. Ларс за роялем. Ларс у штурвала яхты… на лошади… на мотоцикле… со скрипкой, лицо не просто задумчиво, он парит где-то в своем собственном небе…
Господи, что же это за человек?!
И вдруг одна из фотографий заставляет меня буквально замереть. На снимке Ларс и, если я не путаю, Оскар и три девушки. Две стоят лицом к камере, одна почти спиной, но именно ее легко обняла сильная рука Ларса. Но не это объятие поражает меня. Одна из стоящих лицом девушек — та самая погибшая Кайса! Она рядом с Оскаром, и парень держит девушку рукой за шею, словно пытаясь согнуть, подчинить себе. Это явно шутка, потому что она смеется.
Свен замечает мой интерес, замер в ожидании. Хорошо, что в кадре Оскар, это дает мне возможность ткнуть в него пальцем:
— Это Оскар?
— Ты знаешь Оскара?
— Не знаю, просто видела в кафе, когда нас с Ларсом познакомили. Он так представился.
— Да, это Оскар, Кайса, Бригитта и Паула. И, конечно, Ларс.
— Друзья?
Свен вздыхает:
— Нет, они уже давно не дружат. И слава богу.
— Почему, они же с Оскаром общались вполне по-дружески.
— С Оскаром — да, а с остальными… У Ларса немало грехов на душе, только, знаешь, ты его не расспрашивай, он хороший, но замкнутый, можно годами общаться и не узнать, что у него на душе. Если захочет, сам расскажет.
— Я ничего не спрашивала… Только то, что вы сами показали, — я киваю на альбомы с фотографиями.
— Вот и не спрашивай. А за альбомы мне попадет.
Да что же все его так боятся?! Я слегка натянуто смеюсь:
— Ларс такой страшный и кровожадный? А мы не скажем, что я что-то видела.
— Ты врать не умеешь, на лице все написано. И то, что он тебе нравится, и то, что интересует куда больше твоих викингов, тоже.
Я мысленно ахаю и нелепо бормочу:
— Что, так видно?
Свен как-то очень по-доброму смеется:
— Линн, это хорошо, что он тебе нравится. Ты не такая, как эти, — теперь уже кивает на альбомы. — И у Ларса что-то щелкнуло. Не разочаруй.
— Кого?
— Хотя бы меня. Есть в тебе что-то настоящее, — в глазах Свена хитринка, заставляющая меня улыбнуться.
— Ну, спасибо…
— Ты слышала, как он играет?
— Да, нечаянно. Играет он великолепно.
— Дед хотел, чтобы он стал музыкантом, но это не для Ларса. Вот так изводить себя скрипкой или роялем — это, пожалуйста, а для кого-то играть нет. Только сам для себя.
Я снова натянуто смеюсь:
— А девушкам?
— Какие девушки, он никого к себе не подпускает после того случая…
И Свен замолкает, явно сказав что-то лишнее. Я не настаиваю. Лучше постепенно, иначе вообще перестанет рассказывать.
— Ему трудно, наверное, если допустить, то и рукава оторвут, каждая в свою сторону перетягивая.
Свен смотрит на меня с легким изумлением, потом смеется:
— Ты права. Знаешь, я, кажется, понимаю, почему он тебя привез.
— И почему?
— Ты… настоящая какая-то. Не пытаешься на его шее повиснуть, не завлекаешь.
Я чуть не ору, что мне бы этого так хотелось, но я не могу!
