— Вообще-то она в последнее время этой глупостью не занималась. Раньше, лет пять назад — да, а сейчас нет. С чего вдруг начала? — Вангер растер ладонями лицо, взъерошил волосы.
— Не вздумай ехать домой на машине, возьми такси.
— Угу… Двое суток без сна. — Он потряс головой, вздохнул. — Какого черта в петлю полезла?
— Может, по старой памяти да подзабыла?
— Она кого-то ждала.
— Думаешь, не пришел? — Бергман с тоской обозрел стопку папок, которые следовало разобрать до конца дня.
Вешаться вообще нелепость, а уж так заковыристо, что и медики едва развязали, да еще из-за мужчины… Ох глупые…
Микаэль Бергман относился к жертвам по-отечески сочувственно, даже если жертвами были преступники, этим он славился в Управлении, следователи даже посмеивались, мол, чтобы Бергман пожалел, надо стать жертвой. Микаэль на их едкие замечания смотрел сквозь пальцы, потому что и к следователям относился тоже по-отечески. К тем, кто не ставил отдых превыше дела.
Он вскинул глаза на Ватера:
— Ладно, езжай домой, остальное завтра.
Ужасно, что Вангеру приходится заниматься чьим-то самоубийством после того, как вернулся с похорон брата. Брат был смертельно болен, что заставило бедолагу принять смертельную дозу снотворного… Бергман понимал, какие чувства должно вызывать у Дага слово самоубийство, но поручить это дело некому, все загружены работой и отчетами. Еще неизвестно, чем больше.
* * *
Демонстрация моделей в следующую субботу удалась, Бритт в том числе. Все признано имеющим яркую индивидуальность и в то же время вполне приемлемым для повседневного использования.
— Ваша концепция «Практичная индивидуальность» заслуживает особого внимания.
Эти слова для Бритт не просто бальзам на израненную пасмурной погодой душу, а настоящая осанна. Может, останется в Стокгольме? Мне без нее будет скучно.
Правда, пока вопрос возвращения не обсуждался. Но это потому, что и вопроса невозвращения тоже не было. Просто я подозревала, что доведенная отсутствием тепла и солнца почти до состояния депрессии, Бритт может предпочесть исторической родине своих родителей родину собственную. Бритт понимала, что я понимаю, и молчала. Я понимала, что она понимает, что я понимаю, и молчала тоже.
Успех следовало отметить в любом случае.
— В «Рокси». Терпеть не могу мужиков! — объявила Бритт, так свирепо покосившись на преподавателя, что я поняла: он недостаточно высоко оценил старания моей подруги.
«Рокси» на Нуторьет недалеко от нашего дома держат три подруги, соответственно и народ там собирается все больше женский. Но это не лесбийское собрание, просто дамские посиделки. Только не стоит думать, будто в «Рокси» все в розовом или гламурненько, как считают некоторые мужчины, вовсе нет, ресторан как ресторан, современный и даже несколько официозный. Просто компания душевная… и светильники своеобразные.
За Бритт никогда не наблюдалось ни особого пристрастия к противоположному полу, ни лесбийских наклонностей, скорее дело в обиде на несправедливую оценку. Ничего, посидит в «Рокси», оттает. Там ее успехи в деле создания уникальных нарядов оценят. СоФо самое место для таких как Бритт. Ну и я для нее тоже — самое то…
Посидели мы действительно хорошо. Когда вернулись домой, я решила отредактировать снимки, сделанные во время показа моделей, перенеся их в ноутбук. Заодно проверила почту.
Это был определенно знак судьбы, потому что, отложи я работу на завтра, моя жизнь сложилась бы иначе.
Среди нескольких писем, отправленных просто от нечего делать, нашлось одно — от Курта Малунгена, привлекшее мое внимание. Мы с Куртом вместе учились, почему бы не позвонить? Но он предпочел написать, предлагая завтра утром (воскресенье в десять утра) встретиться с некоей дамой — владелицей интернет-издания, которая набирает небольшую группу начинающих журналистов для интересной работы.
Я знала, что Курт ко мне, как говорила в таких случаях Бритт, «неровно дышит», потому, если бы он назначил встречу в восемь вечера, отмахнулась бы. Но утро воскресенья… Не настолько Малунген садист, чтобы так жестоко со мной поступать. И все же предпочла перезвонить.
— Курт, привет. Что за предложение?
— Привет, Линн. Не бойся, подвоха нет. Анна Свенссон, которая сейчас владеет интернет-изданием «На шаг впереди», решила его реформировать. Для работы ей нужны несколько начинающих журналистов.
Вообще-то, я переводилась на другую программу, но говорить об этом Курту почему-то не стала.
— А как же учеба?
— Это не постоянная работа, она набирает группу для выполнения задания, а потом распускает. — В голосе Курта было что-то кроме привычного энтузиазма.
В ответ я вздохнула совершенно без энтузиазма:
— Это хоть не детище «Экспрессена»?
— Не знаю, мне пока неизвестно, но не «Экспрессен» точно. Ты не любишь бульварную прессу?
— Не хочется начинать с желтых газет, потом в другие не возьмут. А что за задание?
— Вроде какое-то журналистское расследование, сейчас это модно. Завтра встреча, все скажут. В конце концов, если не подойдет, можно отказаться. А вдруг что-то интересное? Придешь?
Я посмотрела на адрес. Ничего особенного, это практически Арка Боффиля со стороны вокзала Седра. От дома два шага…
— Пожалуй, схожу. А почему ты предлагаешь мне?
Курт чуть замялся…
— Говори уж!
— Эрика должна пойти со мной, но ее родители вдруг собрались до середины января в Америку, Эрика с ними.
Не могу сказать, что меня задела такая простая замена меня на Эрику и Эрики на меня. У нас с Куртом ничего не было, он просто оказывал мелкие знаки внимания вроде угостить кофе из пластикового стаканчика или занять очередь на ланч в университетском кафе. Но все равно это признание не слишком обрадовало. Почему я ответила, что приду, и сама не знаю. Скорее всего, просто захотелось убедиться, что Курт не так уж сильно переживает из-за предательства Эрики.
Зачем мне он сам? Не нужен абсолютно.
Оговорив место и время встречи, я отправилась в ванную поваляться в пене.
Туда тут же заглянула Бритт:
— О чем размышляем?
Она права, замена обычного душа ванной означала серьезные раздумья.
— О жизни.
— И как? — выдавливая зубную пасту на щетку, деловито осведомилась подруга, словно от этих размышлений зависело если не будущее человечества, то, по крайней мере, наше с ней.
— Придумаю — сообщу, — не менее серьезно обещала я, заныривая в воздушные пузырьки глубже. Из пены должна торчать только голова, иначе какой в ней смысл?
