Обругав себя дурой, перевернулась на живот и попыталась заснуть.
Утром Ларс привычно позвал меня на пробежку.
— Как ягодицы?
— В порядке, — мрачно буркнула я, но не потому что болели, а потому что не выспалась и еще глаза Ларса откровенно смеялись.
— Сидеть можешь?
— А что, бывает, что невозможно?
— Смотря как пороть. Бывает, спят на животе несколько ночей. Но я показал тебе только разогрев, самой порки еще не было. Ты даже не поплакала.
— А я должна была плакать?
— Конечно, реветь счастливыми слезами.
— От порки?
— Да. Ничего, еще испытаешь и настоящую боль, и счастливые слезы.
Ой… может, мне все же лучше домой и забыть этого сероглазого красавца, как страшный сон? Нет уж, если это и сон, то такой, который хочется повторять снова и снова.
Конечно, после пробежки он явился проверить состояние пострадавшей части тела, снова смазал и спокойно констатировал, что я способна выдержать и не такое.
— Пороть будет одно удовольствие.
— Вот еще!
— Не советую огрызаться, я поставил зарубку. — Ларс вдруг поднимает мое лицо за подбородок: — Линн, скажи честно, тебе же понравилось?
— Но больше не хочу.
— Куда ты денешься, еще как захочешь. Просить будешь, чтобы прошелся плеточкой.
Я с ужасом подумала, что он прав, но признавать этого не хотелось.
— Ну, поиграй в сопротивление, поиграй… Чем дольше будешь играть, тебе дороже оно тебе обойдется.
Я испытываю сладкий ужас.
Потом мы позавтракали, распрощались со Свеном и поднялись на яхту. Вовремя, потому что навстречу уже двигались три катера киношников.
— Вот саранча! — рассмеялся Ларс. — Только бы дом не разнесли.
— Свен не позволит, — спокойно откликнулся капитан.
— Петер, ты вернись потом в дом, помоги ему.
— Ладно…
Когда сошли с яхты в Стокгольме, оказалось, что машина уже ждет. Но перед тем как садиться, Ларс остановил меня:
— Линн, нам нужно заехать к мастеру тату и сделать пирсинг. Потом будешь свободна до завтра. Мы отвезем тебя домой.
Мне было страшно, видно, заметив это, Ларс улыбнулся:
— Николас настоящий мастер, больно не будет.
Салон тату шикарен, нам рады, словно его только для того и открыли, чтобы Линн Линдберг пришла сюда дырявить свои соски. Пригласили присесть:
— Николас освободится через минуту.
Я огляделась. На стенах фото разных татуировок, всевозможных изысков на теле. Ларс подвел меня к ряду снимков с пирсингом сосков. М-да… Вот откуда у него картинки. Одна грудь шикарней другой, правда, мне не слишком понравился пирсинг на мужской груди, зато женский…
И вдруг я ловлю себя на том, что ревниво сравниваю свою грудь с теми, что на фото. И рождается желание издырявить ее вдоль и поперек, только чтобы превзойти вот этих!
Мой змий-искуситель это заметил, руки ложатся на плечи, а губы шепчут в ухо:
— У тебя лучше. Жаль, что я не помучил твою грудь вчера, теперь придется воздерживаться, пока перестанет болеть.
Вот уж спасибо за напоминание о боли!
— Испугалась? Смотри, сколько игрушек. Мы будем менять их каждый день.
Я только успеваю подумать, что означает это «каждый день», он намерен быть со мной долго? Ларс показывает еще одну игрушку:
— А вот колокольчики, будем подвешивать, чтобы звенели, когда… ммм… ну, ладно, об этом потом. И сделаем пирсинг еще кое-где, так, чтобы знали только мы с тобой, да?
Я полыхаю до самой макушки, он шепчет тихонько на ухо, но то, какие мы теперь рассматриваем картинки, сомнений в намерениях Ларса не вызывает. Замечаю, с какой завистью смотрят на меня два администратора салона, даже большей, чем тогда продавцы в магазинах. Да уж, самый красивый в мире мужчина привел меня прокалывать соски, показал кучу всяких безделушек, которые он намерен вешать в прокол, и обещал… Ладно, об этом потом, как говорит сам Ларс.
У меня свело все, что только могло свести. Даже если будет очень больно, согласна вытерпеть, только потому что этого хочется Ларсу и завидуют все вокруг. Ну что я лгу сама себе? Мне тоже хочется. Страшно и манит.
Николас принял нас приветливо, пригласил меня пройти в кабинет, оставив Ларса снаружи. Я почему-то мстительно подумала:
— Вот тебе!
Мастер улыбнулся:
— У вас красивая грудь с очень выпуклыми сосками. На такой пирсинг будет смотреться отлично. Правильно сделали, что согласились. Ларс подобрал вам множество оригинальных подвесов.
Хотелось спросить, когда это он успел, но спросила другое:
— Это долго будет заживать?
Меня беспокоило, как бы ни оказаться на Рождество с перевязанной грудью.
— У Ларса есть средство, которое поможет зажить быстро — за пару недель. А обычно от месяца до полутора. Зависит от чувствительности и от ухода. И, конечно, от индивидуальных особенностей организма.
Разговаривая, он как-то очень быстро и ловко обколол маленьким шприцем мне вокруг сосков, отчего те буквально задеревенели.
— Не бойтесь, больно не будет.
— Месяц ходить с перевязанной грудью?
— Зачем? Просто не носите тугие бюстгальтеры, а лучше вообще не носить, ухаживайте за проколом и не нагружайте пока.
— Чем?
— Тяжелыми подвесами. Мы поставим вам кольцо, а потом замените на что угодно.
Я старалась не смотреть на какие-то длиннющие щипцы, которыми он ухватил сосок, и, конечно, на то, как осуществлял сам прокол и вставлял кольцо. Оно оказалось довольно большим. Николас объяснил:
— Пока меньше нельзя. Когда сформируется канал вокруг прокола, ранка заживет, тогда можно уменьшать. Пару дней не теребите, даже лучше заклеить специальным пластырем, а дома походить с обнаженной грудью и поспать на спине эту ночь. Больно не было?
— Нет.
Больно действительно не было, вернее, было, но терпимо, наверняка будет потом, когда начнет отходить обезболивающее лекарство.
— Вот так! — он ловко повторил процедуру с другой грудью. — Можно звать Ларса.
— Как ты?
— Нормально.
Встретившись глазами с Ларсом, я вдруг поняла, как он за меня переживает. Почему, ведь сам же сказал, что не страшно?
— Ну вот, готово. О правилах ухода я Линн рассказал. Лекарство у вас есть, смазывайте почаще и подсушивайте, все быстро заживет.
Я осторожно надела блузку, опасаясь даже прикасаться к своей груди. Ларс тревожно поинтересовался:
