– Крайне желательно, – уловив приглашающий высказаться взгляд Тимура, сказал Кошехабов. – Нужно заявить также о взломе аккаунта к твоему блогу, Мухамадин…
– Умно, – сказал старший. – Также подтвердите факт угона «Лексуса» в среду…
– Да, заявление было составлено в четверг, но в краевом ГИБДД требуют переписать его… из-за формальной неточности… Этим тоже займемся.
Разговаривая на ходу, они поочередно прошли мимо приятеля Мухи через калитку к стоящим в переулке машинам.
Последним участок покинул водитель «Мерседеса», по совместительству – личный телохран Тимура Ахмедова.
– О нашем приезде и о том, что Муха был у тебя, никому ни слова, – строго сказал он парню. – Даже родителям. Если разболтаешь, голову оторву.
Глава 11
Краснореченск – довольно большой город с населением в 55 тысяч, крупный железнодорожный узел местного значения. Расположен он в относительно ровной, около десяти километров шириной, немного сужающейся на юго-западе долине реки Красная в предгорьях Северного Кавказа. Расстояние до Краснодара – 90 км, до Майкопа – 25 км.
В прошлом, как говорят историки и этнографы, на его месте существовало несколько небольших адыгейских (черкесских) аулов, в частности поселение Шитхала. Земля вокруг Красной плодородная; много мелких и не очень мелких ручейков, а также ключей, среди которых есть и минерализованные источники. Севернее и восточнее – степь, южнее начинаются предгорья, на запад выход к морю. Люди в этих местах жили испокон веков. В самом городе и его окрестностях большое количество древних захоронений; одних лишь курганов насчитывается более полусотни.
В середине девятнадцатого века, в разгар Кавказкой войны, здесь казаками Кубанского казачьего войска была заложена земляная крепость, а сама станица, получившая название Краснореченская, стала активно заселяться. В 1910-м к станице протянули ветку из Армавира, и уже вскоре от Ставрополя через эту станцию и до приморского Туапсе осуществлялось сквозное железнодорожное сообщение. До середины XX века данный населенный пункт, хотя и имел статус райцентра, оставался станицей. И лишь в 1958 году, когда здесь началось интенсивное строительство предприятий пищевой, лесоперерабатывающей и химической промышленности, Краснореченскую станицу переименовали в город Краснореченск…
Волков проснулся без четверти семь, за пятнадцать минут до того, как сработал выставленный им «будильник» сотового. Через открытое окно, колыша занавеску, в комнату проникал свежий бодрящий утренний ветерок. Оттуда же, снаружи, доносились довольно громкие звуки какой-то восточной мелодии.
Он приподнял голову от подушки, прислушиваясь к этим протяжным, но ритмичным звукам. Прислушиваясь в первую очередь к звонкому энергичному голосу, напоминавшему призыв азанчи с минаретной башни правоверных к утренней молитве…
«Что это еще за восточный базар? – удивленно подумал он, пытаясь найти рациональное объяснение тому, что он слышит. – И что за протяжное пение муэдзинов по утрам в обычном пригородном санатории обычного российского города?..»
Санаторий «Родник», куда они приехали в начале первого ночи и где для них четверых были забронированы два небольших гостевых домика, расположен на юго-западной окраине города. Пожалуй, даже уже за окраиной; а именно в том месте, где в Красную впадает какой-то ее приток. Почти весь пансионат состоял из небольших домиков или коттеджей. Всего их здесь около полусотни. В большинстве своем это новенькие, поставленные лишь нынешней весной вместо старых типовых дощатых домиков, сложенные из янтарно-желтых ошкуренных одноразмерных бревен срубы с черепичными крышами и небольшими верандами или летними террасами под навесом. Каждый такой дом или коттедж разделен надвое перегородкой, оборудован раздельными туалетом и душем и имеет два отдельных входа.
Для четверых сотрудников окружного аппарата полпреда, командированных в этот населенный пункт для сбора информации о причинах обострения криминальной и межэтнической ситуации в Краснореченске (такова первичная задача), выделили пару таких коттеджей. Волков, надо сказать, не выбирал себе соседа. Когда они приехали в «Родник» – уже в начале первого ночи – и когда дежурный сотрудник отдал им ключи, выяснилось, что у них с Анохиной ключи от двух половин одного гостевого домика…
Чужестранная, с восточными мотивами мелодия, разбудившая его чуть раньше, чем он сам планировал проснуться, продолжала литься через открытое окно… Алексей отбросил простыню, под которой спал. Рывком поднялся из широкой, с толстым поролоновым матрасом кровати из сосны. Шлепая босиком по приятно холодящему ступни гладкому деревянному полу, подошел к единственному окну в той половине гостевого домика, которую он занял. Отвел рукой занавеску; открыл окно пошире, высунул голову наружу.
Ага… вот оно что. Никакие это не минареты, не «азанчи», не восточный базар, как было подумалось спросонья. Просто кто-то из гостей этого санатория с утра пораньше врубил музыку…
Волков быстро определился, где именно находится источник этого побеспокоившего его шума. Рядом с одним из коттеджей, ближняя стена которого казалась не желтовато-янтарной, а розовой из-за ложащихся на нее солнечных лучей, рядом с этим «срубом», расположенным чуть наискосок, метрах в сорока или пятидесяти, по другую сторону местной «улицы», стоял джип цвета «мокрый асфальт». Его передние дверцы открыты; вот оттуда и разносится на всю округу восточная мелодия. И звучит страстный звонкий молодой голос, возносящийся, казалось, к самим небесам и живо смахивающий временами на призыв муэдзина к правоверным оставить все дела и поспешить в мечеть на молитву.
«Ну вот какого хрена?! – выругался про себя Алексей. – Почему все вокруг должны слушать эти… завывания? Да еще и в такую рань?!»
Возле самой машины никого видно не было, но дверь коттеджа, возле которого она стояла – открыта настежь. Волков с неодобрительным видом покачал головой: те, кто оставили включенной на всю мощность магнитолу в машине, мягко говоря, не правы.
Он почистил зубы, умылся, побрился, наскоро обработал кожу гелем и лосьоном. Снаружи через открытое окно на фоне все той же чужеродной уху мелодии слышались чьи-то громкие голоса. Среди них он не без удивления распознал и знакомый женский голос.
Волков в темпе облачился в легкие светлые брюки, сунул ноги в открытые кожаные сандалии. Застегивая на ходу рубашку с коротким рукавом, вышел из своей половины коттеджа на свежий воздух и направился к беспокойным соседям.
Возле джипа стояли двое – чернявый южного типа парень лет двадцати пяти в спортивном костюме «Nike» и бейсболке без эмблемы и… Анохина. Она одета легко, в халатик; в руке пластиковый пакет; через сгиб руки переброшено полотенце. Парень скалит в дерзкой усмешке белые острые зубы. Глядя своими черными, как маслины, глазами на стоящую перед ними молодую женщину, он сказал, чуть растягивая гласные:
– Слу-ушай, ну и чи-иго так сердишься, да?! Такая ма-аладая, такая кра-асивая девушка… а такая сердитая, да. Па-аехали со мной кататься, а?
