Впереди лежала сплошь полоса развалин, где не было ни одного сохранившегося целиком строения: начиная от частных одно– и двухэтажных домов, с участками, окруженными заборами или укрепленной на столбиках сеткой-рабицей, и заканчивая пяти– и девятиэтажными кирпичными и крупнопанельными домами.
Световой день вскоре сошел на нет. Он агонизировал недолго, этот серый декабрьский день. А потому и перемен в окружающей действительности тоже пришлось ждать недолго.
Едва на землю опустились густые сумерки, как федералы тут же привычно свернули активные мероприятия по зачистке южных окраин и вскоре отошли на хорошо укрепленные позиции в район Ханкалы.
Отошли, чтобы на следующие сутки, с утра пораньше, начать все едва ли не с нуля.
Бушмину, да и не только ему одному, подобная тактика, практикующаяся при нынешнем штурме чеченской столицы, казалась, мягко говоря, странной. Он подозревал, что если дело и дальше так пойдет, то «героический» штурм продлится до второго пришествия.
Ну да ладно. Его мнение никого не интересовало. Он не полководец какой-нибудь, его в Кремль для награждения пока никто не звал. Это для генералов «конечный срок спецоперации не установлен». Зачем напрягать заслуженных военачальников, любимцев всей страны? А вот «капитану Андрееву» отдан оч-чень конкретный приказ.
Поэтому у него нет лишнего времени.
В его распоряжении грозненская ночь. И еще 20 у.е. по «шкале Джохара».
– Прошли омоновцы и десантники, – доложил Подомацкий. Он был в кожаной «пропитке» и вязаной шапочке, а потому без своего обычного снайперского прикида выглядел как-то странно – почти незнакомец. – Полагаю, никого из наших впереди не осталось.
– Продолжай наблюдать, – распорядился Бушмин. – Постарайся засечь, когда нохи полезут в высотные здания.
Он тоже заметил, что братцы-славяне, пошабашив на сегодня, отправились под прикрытием полудюжины бронемашин вон из пригородной полосы развалин. Соблюдая секретность, Бушмин своим не сказался, никак не обозначил свое присутствие. Можно, конечно, и от своих заполучить по полной программе – ребята в основном воюют на голых нервах, а потому фигачат по всему, что шевелится, – такие случаи далеко не редки. Тот же Мокрушин от своих намедни получил. И если о присутствии здесь бойцов ГРУ станет известно сражающимся в данной полосе бойцам – или хотя бы даже их командирам, – то черт его знает, каким образом, но эта «новость» точно будет уже вскоре известна чеченам.
Так что умнее всего – забиться в глубокую норку и помалкивать в тряпочку.
– Командир, – раздался свистящий шепот Зайцева, – справа, по проулку, прошли две «тройки»…
Бушмин в темноте хлопнул его по плечу – мол, понял тебя. Правда, панибратство не практикуется, но все же иногда надо подбодрить ближнего. Хотя каждый из отряда Бушмина, как говорится, не первый раз замужем, все равно ребяткам малость жутковато.
Вот ежели б воевали, к примеру, с натовцами, не дай, конечно, бог, там бы не пришлось опасаться запредельной жути. Хотя убить, конечно, могут – на войне как на войне.
Но здесь больше всего приходится опасаться плена. Потому что в этой кампании требования Женевской конвенции о гуманном отношении к военнопленным, мягко говоря, не соблюдаются.
И если тебя угораздит попасться живым в руки чеченских отморозков, то мало не покажется. Отрежут, к примеру, голову, а из черепа сделают пепельницу, будут плевать туда и тушить свои вонючие окурки.
После семи вечера нохчи и работающие на них наемники стали более интенсивно просачиваться в оставленные федералами кварталы городских окраин.
– Прошла еще одна «тройка», – доложил Зайцев. – И вот только что группа, человек в шесть-семь…
Через один из проломов в стене Леший пытался при помощи ночной оптики отслеживать передвижения боевиков в районе высотных зданий – до ближней пятиэтажки было метров двести, и находилась она уже в тылу.
– Высотки не заняты? – спросил Бушмин.
– Пока, кажется, нет, – не слишком уверенно сказал Подомацкий. – Ждем-с!
Всего в полутора десятках метров просквозили по переулку силуэты. И даже отчетливо был слышен говор. Бушмин насторожился, но «духи», ничего не заподозрив, спокойно прошествовали мимо.
Как там Высоцкий пел? «А на нейтральной полосе цветы необычайной красоты…»
Оч-чень романтично… А как насчет таких вот «цветочков»? Вот таких мелких групп, которые за ночь съедают целиком всю «нейтралку»?
Ничего не скажешь, грамотно воюют нохчи. Три боевика, «масхадовская тройка». Снайпер с «СВД», гранатометчик и пулеметчик. Последний зачастую имеет еще и снайперскую оптику. Отработают с какого-нибудь опорного пункта по федералам, потом быстро сменят позицию. А по строению, откуда они прежде вели огонь, еще полдня будет долбить артиллерия из всех калибров, а то и авиацию призовут на подмогу.
Мокрушин и его группа – в соседнем дворе. Черепанов разместился слева, в полусотне метров. Пока что действует режим радиомолчания. И будет действовать впредь, если, конечно, не припечет.
У противника ведь тоже имеются мозги. А также соответствующая техника, те же сканеры, к примеру. Есть и неплохие спецы.
И если по сто раз на дню в одной и той же местности сноситься по УКВ по всякому пустяковому случаю, если постоянно бормотать в «Кенвуд» фразы типа «Красноярский Ваня», я «Наемник», как меня, лопуха, слышно?», то какие бы хитрецы ни обеспечивали защиту от декодирования, закончатся такие базары тем, что и «Наемник», и «Красноярский Ваня» вкупе со своими корешами – все схлопочут от «чехов» по ушам.
Прошла еще одна группа, довольно-таки многочисленная. Бушмин периодически поглядывал на часы. Циферблат «командирских» мерцает в темноте магическим зеленым светом. Впрочем, о кромешной темени говорить не приходится: небо подсвечивается заревом пожаров, во всех направлениях пространство прорезают огненные пунктиры трассеров, в тылу часто взлетают осветительные ракеты, а над центром надолго зависла САБ, смахивающая на люстру или – еще более – на инопланетный летающий диск.
– Все, командир, нохи заняли высотки, – доложил Подомацкий. – Последние четверть часа никакого движения.
Это означает, что команда «капитана Андреева» в данный момент находится в разрыве между первым, передовым, и вторым эшелонами противника. Именно этого момента терпеливо дожидался Бушмин с бойцами.
– Добро, пора начинать!
Бушмин уселся в джип, украшенный флагом «независимой Ичкерии». Взглянул на Зайцева, сидевшего за рулем. Потом глянул на часы – чтобы доложить о событиях с предельной точностью.
В Москве было половина одиннадцати вечера. В Джохаре, где время измеряется по-другому, – около полуночи.
Глава 10
Небольшая автоколонна со скоростью черепахи продвигалась от южной окраины в направлении центра Джохара.
