Мокрушин был в своем коллективе — «сам-третей».
Негусто, однако, учитывая, сколько вооруженных людей нынче толчется на ночных улицах и площадях Бейрута.
— Посмотри направо, — скомандовал Ибрагим, общаться с которым приходилось на «лэнгвиже». — Сейчас будет поворот... потом спуск в тоннель... Подземный гараж казино «Квин Саби»... Здесь будет «первая точка»...
Когда они вновь выехали на проспект, Ибрагим легким кивком головы указал на освещенную громаду игорного дома «Эксцельсинор».
— Казино работает в обычном режиме... Но в подземный гараж никого, кроме своих, не пускают... Обрати внимание на машины, припаркованные к обочине проспекта, и на штатских, которые прогуливаются вдоль тротуаров...
Рейндж внимательно слушал его объяснения, смотрел по сторонам, обращая внимание на важные, с его точки зрения, детали и подробности, и одновременно с этим вновь и вновь прогонял сквозь серое вещество мозга одну и ту же тревожную мысль:
«Как же тебя угораздило так влипнуть, кореш? Как ты вообще подписался на такое, Андрюха? Это же верная погибель...»
Они проехали еще дальше по проспекту на восток. Городские кварталы здесь были освещены уже не столь ярко, как «Стрит», а еще дальше, на восток, уже тянулись окраинные улицы, освещаемые лишь кое-где тусклым светом редких фонарей.
На этой своеобразной границе света и тьмы они ненадолго задержались, прокатившись к торговому центру, закрытому на ночь, возле которого была оборудована открытая автостоянка.
На площадке стояло с полдюжины «траков» да еще около десятка легковых автомобилей, принадлежавших, очевидно, персоналу супермаркета, задержавшемуся внутри здания до столь позднего часа.
— Точка «номер два», — сказал Ибрагим. — Остальное я тебе показывал днем.
— Возвращаемся! — скомандовал Рейндж. — По времени нам уже пора занять исходные позиции.
...Когда они на обратном пути вновь проследовали мимо двух самых престижных в Бейруте казино, Мокрушин криво усмехнулся. Он не верил, что Кондор решил выступить в роли камикадзе. Он верил в другое: сегодня ночью в районе «Стрит» будет весело как никогда...
* * *
Воспоминания о прошлом пронеслись в мозгу Бушмина в считаные секунды. Он изгнал эти мысли прочь, вновь погрузившись в холодную, смертоносную атмосферу ожидания.
Он знал, что руководство вынуждено было скорректировать планы касательно способов проведения силовой фазы операции, и отчетливо понимал, видя ситуацию уже изнутри, почему это было сделано.
О том, чтобы задействовать здесь сколько-нибудь многочисленный контингент людей, послать на такое дело спецгруппу, не могло быть и речи. Любое мероприятие такого рода, учитывая меры безопасности, предпринятые устроителями «саммита», было бы однозначно обречено на провал.
Насколько он понимал, рассматривалось множество сценариев, но все они были забракованы.
Тем временем один из сотрудников «А-центра» продвигался к цели шаг за шагом, пока не оказался в этом бункере, в двух метрах от запертой шифрованным замком толстой бронированной двери.
Таким образом вариант, который долгое время рассматривался лишь как вспомогательный, стал к настоящему моменту единственно возможным, основным и решающим.
Логика подсказывала ему, что видеокамер внутри подземного объекта в связи с секретностью самого мероприятия быть не должно. Следовательно, никто не знает, что происходит в соседних помещениях, что за люди там собрались и чем они заняты в данную минуту времени. Само собой разумеется, что и многочисленная охрана, оставшаяся по ту сторону бронированных дверей, открывающих доступ на объект, лишена всякой возможности следить за ситуацией во внутренних помещениях выстроенного Ливанцем подземного бункера.
И еще одно предположение, подсказанное ему интуицией...
Двое «секьюрити», Исса и Мерхаб, должны будут, когда придет время, проследовать за «делегатами» в срединную часть бункера. Исса прикреплен к Михайлову, а Мерхаб, соответственно, к Юсуфу Саламешу. В отличие от мусульманских главарей и авторитетов, собравшихся перетереть свои вопросы в Бейруте, двое посланников, особенно «русский», — «чужие». Поэтому, чтобы напрочь исключить даже малейшую возможность проявления каких-либо враждебных действий с их стороны — дело ведь будет происходить в изолированном помещении, — пусть рядом с каждым из них неотступно находится кто-нибудь из крепких мужиков, способных даже без оружия утихомирить любого агрессора.
* * *
«Броняшка», за которой Бушмин наблюдал периферийным зрением, скользнула в сторону на пятой минуте их ожидания.
Фатима, шагнув в «предбанник», тут же нажала красную кнопку, после чего толстая металлическая плита вновь закрыла дверной проем.
Ливанка на этот раз была одета в строгий костюм-двойку, а на ее лице не было и грамма косметики. Левой рукой она удерживала под мышкой коричневый кожаный портфель, а повелительным жестом правой руки дала знать присутствующим, чтобы они оставались на своих местах.
Фатима была не только единственной женщиной в руководящем звене «Исламского трибунала», но также, в силу своих выдающихся деловых качеств, выполняла нередко функции делопроизводителя либо брала на себя решение тех или иных организационных вопросов.
Бушмин, приподнявшийся было со своего кресла, подчиняясь повелительному жесту «хозяйки», тут же опустился обратно.
В облике этой загадочной женщины было нечто такое, что заставляло других людей безоговорочно подчиняться любому ее жесту. Гипноз личности, помноженный на ее богатство, ее влияние, степень власти, которой она обладает и которой она давно научилась пользоваться как инструментом для достижения собственных целей...
Андрей обратил внимание, как разом замерли оба «секьюрити», как окаменели в ее присутствии Исса и Мерхаб. Ни один из них не смел смотреть ей прямо в лицо — Хасан уволил немало своих людей за то, что они, по его мнению, слишком пристально разглядывали его драгоценную Фатиму. И никто из сотрудников Ливанца не смел обращаться к ней, если только госпожа сама вдруг не пожелает переговорить с кем-нибудь из них.
— Юсуф, сейчас ты пойдешь со мной, — сказала она по-арабски, адресуясь к сирийцу. — Ты нужен Хасану, он хочет переговорить с тобой наедине...
Вслед за сирийцем поднялся на ноги и Мерхаб, но следующая реплика заставила застыть их в нерешительности в аккурат посередке помещения.
— Одну минуту, — сказала, и вновь по-арабски, Фатима. — Мне нужно сказать несколько слов другому нашему гостю...
Бушмину тоже пришлось встать. Фатима, щелкнув замком своего портфеля, вытащила оттуда пару листов бумаги с каким-то печатным текстом, составленным на русском языке.
Чтобы освободить руки, она поставила свой портфель на пол рядышком с креслом, а затем, перейдя на английский, объяснила, что это за бумаги:
— Для вас, господин Михайлов, мы подготовили «вопросник». Совещание по предыдущему вопросу несколько затягивается, поэтому, чтобы вы не скучали здесь, прочтите эти бумаги и еще раз пройдитесь мысленно по тезисам своего доклада...
