Он хотел оставить общество референта, в котором с некоторых пор подозревал конкурента в плане будущего карьерного роста, но тот задержал его еще на несколько секунд.
— Не забывайте, Геннадий Юрьевич, что мы работаем в единой команде, — заметил молодой помощник Воронина. — В любой ситуации и в любое время мы должны в точности исполнять то, что требует от нас наше руководство.
Глава 26
ЗЛОЙ ГЕСТАПОВЕЦ, ДОБРЫЙ ГЕСТАПОВЕЦ
Маркелов понятия не имел, сколько времени он пробыл в отключке: может час, а может, и все три.
Впрочем, считать минуты и часы сейчас не имело уже никакого смысла. Даже если пресс-секретарь Мельникова — получив «добро» от своего шефа — начал информационную баталию на местном ТВ, используя найденную у себя на столе дискету в качестве бомбы немалой разрушительной силы, то Маркелову теперь от этого грядущего разоблачения не будет никакой реальной пользы.
А вот вред его организму может быть нанесен немалый, если не сказать — губительный.
Потому что никакие спасатели его здесь не найдут, даже если розыском бедного Маркелова будут заниматься отборные профессионалы под руководством главы МЧС и министра внутренних дел.
Хотя Маркелов очнулся после длившегося невесть сколько забытья, открывать глаза он пока не торопился (а может, просто веки слиплись от крови). Кроме полутемного сырого помещения — скорее всего, это подвал — и одной-двух, а то и трех рож в масках, он вряд ли увидит что-либо новое. Он не очень-то хорошо врубался в происходящее, потому что эти сволочи допрашивали… мутузили… в основном же запугивали и всячески действовали на нервы… сколько же времени они уже измываются над бедным Вовой? Часов двенадцать, наверное, минуло с того времени, как его сюда привезли с раскалывающейся от боли башкой (эдак славненько угостил его своим «бананом» милицейский старлей)…
А может, он здесь уже не менее суток. По правде говоря, у Маркелова не было никакого желания корчить сейчас из себя героя, который, сцепив зубы, будет терпеть пытки да еще периодически харкать кровью в рожи обступившим его гестаповцам, презрительно при том цедя: «Хоть режьте меня, хоть пилите на части, но главной тайны, изверги, я вам все равно не выдам!.. »
Он бы выложил… на фиг… абсолютно все, что им хочется знать, все, что им требуется от Маркелова, если бы только… если бы только это имело для него самого хоть какой-то практический смысл.
Тут ведь расклад очень простой. Эти люди требуют от него не каких-то его разъяснений — хотя они слушали его довольно долго и внимательно (до поры), — а совершенно конкретных вещей: чтобы он назвал место, где спрятаны сделанные им на пару с Зеленской записи, или же указал на человека, кому были вчера переданы эти материалы.
Если он скажет им правду, то одно из двух: либо они не поверят ему (возможно, Мельников и его сотрудники пока еще не обнародовали по каким-то своим соображениям подброшенный им материал) и продолжат еще какое-то время измываться над Маркеловым, переходя от режима жесткого психологического давления, со средней тяжести мордобоем, но без крупного членовредительства, к формату «ужастика», когда они начнут кромсать свою жертву на части, либо, наоборот, отнесутся к его признанию с полным доверием, и тогда… При таком сценарии Вова Маркелов попросту потеряет для них всякую ценность, и тогда его шлепнут на раз.
Сейчас ему оставалось единственное: всячески тянуть время, надеясь на чудо.
То есть, если называть вещи своими именами, надеяться на свою испытанную напарницу Зеленскую, у которой светлая голова и отнюдь не по-женски устроенные мозги, которая сейчас находится на свободе и уже наверняка подняла тревогу по поводу исчезновения своего друга и напарника Володи Маркелова…
Подвал был довольно просторный, вместительный, площадью как минимум тридцать квадратных метров. Часть его занимала какая-то рухлядь в пакетах, тюках, мешках, а также сложенные на поддонах крафтовые мешки с каким-то строительным материалом (наверняка цементом), ближняя же к окованной металлическими полосами двери, с двумя подпорными колоннами четырехугольной формы, — пустовала.
До того, естественно, момента, пока в этот подвал не сунули Вову Маркелова…
Когда у Маркелова чуток прояснилось в мозгах, он понял, что эти гады отвязали его от колонны и уложили на пол. Нет, не на сырой цементный пол… а на пару деревянных поддонов, застеленных сверху куском брезента… Он лежал на правом боку, его руки, заведенные назад, были прихвачены прочным пластиковым жгутом, заменяющим наручники (средство это, кстати, изобретено в Штатах, где применение обычных стальных шипастых наручников сочли негуманным). Поза была крайне неудобной… Маркелов попытался переменить позу и улечься на спину, но сразу дала о себе знать резкая боль в запястьях. Тогда он, неуклюже ворочаясь, как крупная рыбина, выброшенная на берег, перекатился сначала на левый бок, а затем попытался улечься на живот…
В этот момент послышался звук отпираемых дверных запоров. Щелкнул включатель, и под потолком засветилась лампочка, тусклого света которой едва хватало, чтобы осветить переднюю часть подвала.
— Хватит дрыхнуть, урод! — прозвучало у него над головой. — Здесь тебе не курорт, мать-перемать!!
Вслед за этим кто-то довольно чувствительно врезал Маркелову с носка по ребрам.
— У-й-й…
— Че разлегся, как шлюха на панели… Встать!
Двое охранников — они выполняли здесь также роль и дознавателей — рывком подняли Маркелова с пола. Третий, на лице которого, как и у остальных двух, красовалась шлем-маска, встал напротив него. Маркелов попытался было закосить под гимназистку, с которой случился глубокий обморок на «нервенной» почве, но в этой компании, как он уже успел врубиться, подобные инсценировки на веру не принимаются.
Стоящий перед ним громила сначала вполсилы ткнул «бананом» Маркелову аккурат в солнечное сплетение, под вздох. Когда Володя судорожно сделал «вдох-выдох», этот же молодец в маске — Маркелов на сто процентов был уверен, что это Ломов, — кончиком резиновой дубинки заставил его приподнять поникшую голову.
— Херово для тебя обстоят дела, братишка, — сказал Ломов. — Тебя ж предупреждали, хрен моржовый, чтоб ты не пытался нам тут лапшу на уши вешать! Тут кое-что выяснилось… и все не в твою пользу, Маркелов! Значит, все, что ты нам тут наговорил… вранье! Ну лады, московский ты урод… сейчас мы тебе устроим шок и трепет!
Последовал еще один удар под дых, но на этот раз — кулаком.
В глазах Маркелова, в который уже раз, захороводили цветные пятна, а в ушах зачирикал целый хор птичек.
— Полегче! — сказал тот, что держал Маркелова под правый локоть. — Дадим пацану еще один шанец…
Хотя «гестаповцы» прятали свои личины под масками, Маркелов готов был побиться об заклад, что эту реплику произнес не кто иной, как Фомин.
Внутри у Маркелова все пересохло и горело адским огнем.
