— Прискорбно слышать все это, — произнес он. — Нет, мне правда очень жаль. Но вы ведь вроде бы только что говорили, он наконец принял вас всерьез?
Элизабет кивнула.
— Да, именно. А уж что касается Вэл, то к ней он всегда прислушивался. И еще он знает, что я продолжаю исследования Вэл...
— Может, он тем самым просто пытался уберечь тебя от несчастья? — предположил я.
Она пожала плечами.
— Не знаю. Возможно, так оно и есть. Но я слишком хорошо знаю этого человека. Думаю, он говорил искренне и действительно пытался убедить меня бросить все это дело. Он бы не стал лгать, он слишком для этого меня уважает, уважает мою работу и все, что...
— Сестра, — решительно перебил ее отец Данн, — ни в коем случае не хочу вас обидеть, но вы заблуждаетесь. Д'Амбрицци — кардинал. И мы сейчас говорим о римской католической Церкви. — Он улыбнулся, на розовощеком лице появились лукавые морщинки. — Я говорю как священник и как исследователь Церкви. Возможно, Д'Амбрицци действительно вас любит. Охотно верю, что это именно так. Да и как вас не любить?... Но он ничуть не уважает ни вас, ни вашу работу. Вы женщина, это уже плохо. Вы монахиня, а это еще хуже. К тому же еще вы журналистка, обожающая задавать вопросы, совать свой нос в чужие дела, человек со своими принципами и нравственными стандартами... которым, увы, отвечают далеко не все люди на этом свете. И тут загорается красный свет, сестра. К тому же вы американка, еще хуже для вас, поскольку американцы не слишком прислушиваются к голосу разума. И его ложь вам была вполне естественной мерой предосторожности, он лгал вам чисто инстинктивно. Поверьте, вы враг таким людям, как Д'Амбрицци. Впрочем, сам я всегда любил этого старого негодяя... Она, не мигая, смотрела ему прямо в глаза.
— Да, я все понимаю. Но... лгать мне?...
— Сестра, он уже солгал.
— Докажите.
— Вам где-нибудь попадалось такое имя — Саймон? Саймон Виргиний?
— Да. У Бейдел-Фаулера.
— Д'Амбрицци знает об ассасинах куда как больше. Он знал, был близко знаком с Саймоном Виргинием, еще в Париже, во время войны... Саймон Виргиний — вымышленное имя священника, которого Папа Пий прислал в Париж...
— "Заговор Пия", — пробормотала она.
— Пий послал его в Париж к епископу Торричелли, организовать группу наемных убийц, которые должны были сотрудничать с нацистами и Церковью одновременно. Сделать все, чтобы оккупанты не узнали о связях Церкви с движением Сопротивления, делить награбленные у французских евреев сокровища, предметы искусства. И Саймон, кем бы он там ни был на самом деле, пытался помешать гестапо и эсэсовцам убивать людей, и...
— Откуда вы это знаете? — Голос ее слегка дрожал.
— Да оттуда, что Д'Амбрицци сам написал об этом, уже в Принстоне, после войны. Написал, потом спрятал рукопись, но потом ее нашли, и я все прочитал. Да, доложу вам это история! Правда, мы еще не поняли, зачем вообще он писал все это, но сомневаться в подлинности этих записей нет причин... Он написал, я прочел, сестра. Оттуда и знаю.
* * *
Какое-то время она сидела молча, прикусив губу, потом не спеша, не пропуская ни единой детали, принялась рассказывать нам о мужчине, священнике в сутане, священнике со страшным белым бельмом на глазу. Рассказала, как он пытался убить ее, как она защищалась, боролась, как он перелетел через перила балкона и разбился, упав на тротуар Виа Венето... Всего лишь раз прикусила губу, и все. Ни слез, ни бури эмоций, даже гнева не чувствовалось. Она просто поведала нам свою историю.
И, закончив, впервые за все время встретилась со мной взглядом.
— Думала я только об одном, — сказала она. — Почему Вэл? Почему именно ей не суждено было выжить? Как так получилось, что она не почувствовала опасности, не пыталась бороться с тем человеком в часовне?
— Потому что в часовне был другой человек, — ответил я. — Если бы в гости к тебе пожаловал Хорстман, ты тоже была бы мертва. Уж поверь мне. — Я сглотнул, во рту почему-то пересохло. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло.
— Хорстман? — удивленно спросила она. А потом добавила после паузы: — По чистой случайности внизу, на улице, оказался в тот момент монсеньер Санданато...
— Уж не следил ли за тобой, как влюбленный, готовый спеть серенаду под балконом? — с иронией заметил я.
— А вот это ты зря. Не вижу повода для шуток.
— Да не шучу я, успокойся, — ответил я. — Впрочем, это неважно. Продолжай.
— Не ссорьтесь, дети мои! — взмолился отец Данн.
— Санданато был внизу, когда все это произошло. Надо сказать, его очень волновали события последних недель.
И поводов было предостаточно: все эти убийства, болезнь Папы, частые ночные встречи Д'Амбрицци с Папой, все эти интриги вокруг выборов. Выглядел он просто ужасно, страшнее смерти, казалось, того гляди, произойдет нервный срыв. Той ночью он бесцельно бродил по улицам, чисто случайно оказался возле моего дома, даже подумывал ненадолго зайти и поговорить. Мы с ним вели долгие дискуссии о Церкви, ну, как я в свое время с Вэл, мы были готовы говорить об этом часами, даже поздней ночью...
— Да, конечно, — перебил ее я. — Как сейчас помню, насыщенная духовная жизнь, игры разума.
Она проигнорировала эту мою ремарку.
— Как бы там ни было, он услышал крик. Сперва не разобрался, в чем дело, но какая-то женщина, оказавшаяся поблизости, продолжала кричать и указывать куда-то вверх, в темноту... Священник, пытавшийся убить меня, он сорвался с балкона, полетел вниз... Ударился о крышу припаркованной у дома машины, отлетел, упал на асфальт, прямо на проезжую часть... — Она зябко поежилась. — Его переехали две или три машины. Почти ничего не осталось. Он был изуродован до полной неузнаваемости, личность установить не удалось... Может, он и не был никаким священником. Санданато тут же поднялся ко мне, он был просто вне себя...
Я покачал головой.
— Интересно, как это он сообразил, что священник упал именно с твоего балкона?
— Может, и не сообразил, — ответила она. — Просто хотел убедиться, что со мной все в порядке.
* * *
— От них не спрятаться, — сказал я. — Поначалу я думал, что там был Хорстман. Что именно он убил их до того, как я пришел. Но теперь мы знаем: они следят не только за мной, они следят за нами обоими...
— И меня не следует скидывать со счетов, старина, — заметил отец Данн. — Может, они и за мной тоже следят. — Он вылил остатки вина в бокал до последней капельки. Затем сделал знак официанту подавать кофе с коньяком.
— Так получается, их много, несколько? — сказал я. — До сих пор я думал, что действует один Хорстман. И кто отдает им приказы? Кто указывает, кого и когда убивать? Кто сказал, что сестра Элизабет слишком много знает, а потому должна умереть? Кто выигрывает от ее смерти? И как все это связано с преемником Каллистия?
