Он медленно осушил стакан в память Хэйза Тарлоу. Час спустя он пялился на то, что нашел, и пытался что-то понять.
Листок дешевой желтой бумаги с небрежно нацарапанным: «Р – НДК» – это выглядело как название рэп-группы и могло относиться только к Национальному демократическому комитету. Ниже на том же листке записан телефонный номер. Дрискилл сверился со своей телефонной книжкой. Номер Кларка Бекермана в Арлингтоне, Вирджиния. Может, ему известно, что означает «Р». Заметка вызывала вопрос: что связывало Тарлоу с НДК? Работал на них? Или следил за ними, кого-то проверял? Прибегал ли когда-нибудь НДК к его услугам?
На другом листке – подчеркнутая и обведенная запись: «Ай-си-оу».
Спутниковое агентство.
Вдруг в полной тишине послышался шум мотора, скрип тормозов. Страх лягнул его в живот, и Бен вскочил на ноги. Выйдя в коридор, но не показываясь на глаза, он выглянул из-за раздвижной двери.
Старенький «понтиак» высунул нос из чащи кустов и деревьев и развернулся к дому. Как видно, об убежище знал кто-то еще. Дрискилл постарался выровнять дыхание. Мотор продолжал работать, но человек вышел из машины, выпрямился во весь немалый рост, шагая по каменной дорожке. Голос окликнул:
– Эй, есть кто дома? Кто-нибудь? Хэйз, вы там?
Дрискилл, сдерживая дыхание, показался в дверях.
– Хэйза нет, – сказал он. – Он меня пустил на выходные.
– А вы кто такой?
– Боб Яновиц, – ответил Бен, вспомнив парня из команды в «Нотр-Дам». – Я из Огайо. Кантон. Приехал в город, а Хэйз сказал, мне надо посмотреть и окрестности – и вот я здесь. – Дрискилл понимал, что слишком усложняет объяснение, но не мог остановиться. – Должен сказать, он дьявольски хорошо запрятался.
– Это уж точно. Стало быть, вы мистер Яновиц.
– А вы?
– Кирус. Я почтальон в поселке. Ему заказное пришло вчера к ночи – черт, с надклейкой двухдневной доставки, чертовски дорогое, вот я и решил доставить ему в свой выходной. Сколько могу судить, Хэйз его сам себе и отправил… Ну, думаю, вы вполне можете его принять и оставить на кухонном столе. – Кирусу на вид перевалило далеко за семьдесят, он был сухощав и тощ, как старая птица. Словно выскочил из «Шоу Энди Гриффита» или «Психо». Трудно сказать.
– С удовольствием. Я завтра уезжаю. Он получит его сразу, как войдет.
– Вы бы расписались в получении. Вот тут, – он подал Бену блокнотик и ручку «Бик». – Вы, должно быть, добрый знакомый Хэйза, мистер Яновиц. Сколько помню, у него не бывало гостей.
– Правда? Тогда я польщен. Спокойное местечко. Если, конечно, вам по нраву жизнь отшельника. – Он вернул блокнот.
Кирус вручил ему конверт, почти полностью залепленный наклейками. Простой конверт для деловой переписки, и внутри на ощупь – всего один листок.
Кирус с благодарностью взглянул на него.
– Ну вот, надеюсь, все в порядке. Вообще-то, заказные положено вручать лично, но… а, черт, вы же расписались. На вид вы честный человек.
– Да, стараюсь, как могу.
– Тогда доброй ночи. Жена меня убьет за то, что работаю в выходной. А вы наслаждайтесь своей… как вы сказали? Жизнью отшельника?
– Вот именно.
Дрискилл с улыбкой встал в дверях и помахал вслед старому автомобилю, разворачивающемуся к туннелю под ветвями. Он надеялся, что Кирус не обратил внимание на номер его машины. Все проклятый Вашингтон. Только пальчиком пощупай, не холодна ли вода, и тут же здоровенное чудище сцапает тебя за ногу и затянет с головой, ты и понять не успеешь, что и почему с тобой творится. Меньше сорока восьми часов назад он еще не видел тела Саммерхэйза. И вот уже опасается, не приметил бы кто его номер.
Когда «понтиак» скрылся, Дрискилл распечатал конверт. Чего бы он ни ждал, одинокий листок, выпорхнувший наружу, обманул его ожидания.
Ни единого слова, никакого сообщения.
Всего одна проведенная от руки линия змеилась через весь лист. Похожа на карту речного русла. Или, может быть, проселочной дороги. Просто неровная линия восьми дюймов в длину, от верхнего левого угла к нижнему правому. Если он не держал листок вверх ногами. Дрискилл изучил обе стороны листка, потом отложил его и до последнего дюйма исследовал конверт. Отправлен из Сентс-Реста, Айова. Что-то, что получил или нашел в Сентс-Ресте Хэйз. И достаточно важное, чтобы отослать в свое убежище: стало быть, слишком важное, чтобы держать при себе. Вместо обратного адреса – небрежный росчерк, в котором, присмотревшись, можно узнать «ХТ». «Заказное» напечатано крупным шрифтом, как и адрес. Штемпель, марки. Больше ничего.
И листок простой белой бумаги, сложенный втрое. Одинокая линия.
Да, это было важно. Важно для Хэйза Тарлоу. Возможно, достаточно важно, чтобы за это умереть.
Но для Бена Дрискилла не значило ни черта.
Он прошел осмотреться в спальне. Включил свет и остолбенел, упершись взглядом в то, что висело на противоположной стене, над кроватью. Пришпилено к бревенчатой стене спальни, как видно, пристроенной позже к готовому дому.
Это был большущий плакат, который использовал Шерм Тейлор в гонке за второй срок, в которой его побил Чарли Боннер. Лучший политический плакат всех времен и народов, триумф самых высокооплачиваемых творческих умов с Мэдисон-авеню.
Два весьма героических, чуть развернутых к зрителю профиля Тейлора. Один – героический морской пехотинец в парадной форме, очевидно, снимок времен его командования в Персидском заливе – роскошный вербовочный плакат, лицо словно высеченное резцом в граните, развернуто ровно настолько, чтобы виден был стальной блеск прищуренного глаза, устремленного на врага. Второй Тейлор, обращенный под тем же углом к середине листа, являл собой волевого, но одухотворенного лидера мирных времен, прекрасного и худощавого, как Клинт Иствуд, с теми глубокими морщинами на лице, которые обозначают сильную личность и в то же время создают неуловимую волшебную теплую ауру в смеси со сталью в том же уверенном взгляде.
Этот плакат Дрискилл знал, как собственную ладонь. Он мелькал повсюду: рекламные стены, телевизор, лозунги кампании, предлагавшие выбрать того Шермана, который вам лично ближе, газеты, в том числе знаменитый цветной вкладыш на два листа в «Ю-Эс-Эй тудэй». Под двумя лицами располагался узкий поблескивающий морской кортик, похожий на зеркальный меч самурая, с кровавой надписью по клинку: «В мире и на войне», а еще ниже, крупно: «Голосуйте за Великую Америку». Кажется, впервые за историю американских выборов – ни имени кандидата, ни названия его партии.
Лучший ответ, какой сумели найти на этот плакат демократы, заключался во фразе, сказанной выдвинутым в вице-президенты Дэвидом Мандером в начале октября. Оглядев толпу, он спросил, нравится ли им плакат. Все заулюлюкали, как добрые демократы, и Мандер произнес: «Очень точный образ человека… двуличный… и безымянный». До конца кампании демократы без конца эксплуатировали эту фразу.
