— Не то слово!
— Почему? Чего в ней особенного?
— Ее написал знаменитый художник Сислей, французский…
— И сколько она стоит? — поинтересовалась
Степанида.
— Точно не знаю, но очень-очень дорого.
— Миллион баксов? — спросила Алка.
— Ну, на миллион, может, и не тянет… Но все равно…
— Надо же, за такую чепуху такие бабки! — заметила
Степанида.
— Это не чепуха, Степка, это… Ты слыхала про
импрессионистов?
— Чего это?
— Такое направление в живописи конца прошлого века
было. Ну и начала этого… И Сислей был один из наиболее знаменитых… Теперь
импрессионисты очень ценятся.
— А откуда у вас такая картина? —
полюбопытствовала Алка.
— Папиному предку ее сам Сислей подарил в прошлом веке.
— А этот предок тоже художником был?
— Нет, он был музыкант…
— Значит, это фамильная ценность? — уточнила Алка.
— Да.
— И у нас тоже есть фамильная ценность, — понизив
голос, сообщила Алка. — И если бы не Мотька с Аськой, у нас бы ее уперли.
Тогда один мужик даже притворился, будто он наш с Людкой родной отец…
— А разве твой папа…
— Папа у нас неродной. Но лучше всякого родного.
— А какая у вас ценность? — спросила Наташа.
— Яйцо Фаберже, с драгоценными камнями.
— Ух ты! А как же девчонки его спасли?
— Это долгая история. Они разгадали, что этот папаша —
фальшивый, ну и…
Степанида прекрасно знала эту историю по Мотькиным рассказам
и пообещала Натке когда-нибудь рассказать, если Алке будет лень.
— Ну что, можно считать, что все теперь нормально,
да? — спросила Алка.
— Наверное, — пожала плечами Степанида. — Но
только в том случае, если у Натки были глюки.
— Глюки? Какие глюки? — не поняла Ната.
— Ну, что тебе померещилось, будто картина пропала.
— Не могло мне это померещиться, что ты! Я же помню, я
не сумасшедшая…
— Натка, ты уверена? Может, это от нервов? —
сказала Алка. — Ну кому на фиг нужно брать картину и потом возвращать
обратно? Только если…
— Договаривай! — потребовала Степанида.
— Но это же элементарно, Ватсон! Только если ее
подменили.
— Подменили? — ахнула Наташа.
— Ясное дело!
— Не больно-то ясное, — скептически заметила
Степанида.
— Почему это? — оскорбилась Алка.
— Если уж ее захотели бы подменить, никто бы ничего не
заметил! Кто-то вошел в квартиру, подменил картинку на копию, и все дела! А на
целые сутки взять картинку, а уж потом повесить копию… Глупость одна, и все!
Алка с Наташей переглянулись. В словах Степаниды был резон.
— Слышь, Степка, а если ее взяли, чтобы сделать эту
самую копию? Чтобы повесить копию, ее еще надо иметь! — сообразила Алка.
— Верно, — кивнула Степанида. — Я просто
подумала, что, может, копия уже была…
— Это вряд ли… — сказала Наташа. — Картина
малоизвестная, папа не хотел, чтобы о ней знали… Так что ее вполне могли взять,
чтобы сделать копию. Только это не копия, это наша картина.
— Откуда ты знаешь?
— Но там же пятнышко…
— Пятнышко тоже можно подделать! Подумаешь, трудность!
— Но я не знаю, можно ли так быстро сделать копию… За
сутки? Вряд ли…
— Знаете что, — сказала Алка, — мы тут можем
рассуждать хоть до вечера, хоть до второго пришествия, все равно ни фига не
поймем! Поэтому я предлагаю найти специалиста и показать ему картину. Пусть
скажет, оригинал это или подделка.
— Легко сказать! А где его возьмешь, такого
специалиста? — огорчилась Степанида. — Да еще надежного, который
картину сам не свистнет? У тебя такие знакомые есть, Натка?
— Нет.
— Это плохо. Может, Валерка что-нибудь придумает? У его
отца каких только знакомых нет.
— Слушай, Степка, а зачем, скажи на милость, вся эта
канитель? — немного погодя задала вопрос Алка. — Картина висит на
месте, мы даже вовсе не уверены, что она вообще пропадала, так с какой стати
нам суетиться, а? Натка, хоть ты скажи!
— Ну, вообще-то… — неуверенно подала голос
Наташа. — Вообще-то я не знаю… А вдруг… Вдруг я… — у нее задрожали
губы. — Вдруг я…
— Что ты? Что ты? Говори! — потребовала Алка.
— Вдруг я сумасшедшая? — еле выговорила Наташа.
— А еще чего ты придумаешь? — возмутилась
Степанида. — А вдруг ты слепая, глухонемая, безрукая и безногая?
— Да ну тебя, Степка, — слабо улыбнулась Наташа. —
Я же не шучу. У мамы бабушка была сумасшедшая. Вдруг мне это передалось, а
картину и вправду никто не крал? Очень все это странно.
— Вообще-то ты на психичку не похожа, — резонно
заметила Степанида.
— Я же не говорю, что я готовая клиентка для дурдома,
но, может, у меня какие-то провалы в памяти начались?
— И обязательно насчет жутко ценной картины? —
хмыкнула Степанида. — Если б так, то тебе могло бы почудиться, что у тебя,
к примеру, украли дуршлаг или мясорубку.
Девочки рассмеялись.
— Степка, а ты умная! — сказала Наташа.
— Ну, это как раз ничего не доказывает, — заметила
Алка. — Просто у Натки в подкорке сидит, что вот она одна в доме осталась,
а главная ценность — картинка, и она за нее как бы в ответе…
— То есть, ты хочешь сказать, что я таки сумасшедшая? —
расстроилась Наташа.
— Положим, насчет сумасшествия я ничего не говорила,
это твоя идея. А вот что тебе могло что-то померещиться, так это запросто.
Предлагаю на этом успокоиться. Картина на месте, все при ней — и рама, и
пятнышко, и все приметы, значит, скорее всего, никто ее и не трогал. А то, если
мы начнем суетиться, то можем только привлечь внимание к картине, что никому не
нужно. Согласны?
Степанида и Наташа вынуждены были признать Алкину правоту.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — подвела итог
Алка.
Глава IV. Предположения
Девочки еще поболтали о том о сем, попили чаю, посмотрели
фильм по видео. Время пролетело почти незаметно. Алка собралась домой, а
Степанида решила пораньше отправиться к Юлии Арсеньевне, благо надо было только
дойти до соседней двери.
— Степа, только ты ей ничего не говори, ладно? —
попросила Наташа.
