Человек продолжал стоять в снегу. Я представлял себе его замешательство. Видя мой четкий силуэт в окне, он был уверен, что не промахнется при первом же выстреле. Наверняка винтовка у него с оптическим прицелом. И тем не менее он промазал. Теперь же он понимал, что я предупрежден, что я начеку, но не знал моих намерений. Может, я ранен, может, забился от страха под кровать. Он и понятия не имел, что я полон решимости убить его.
Он внимательно наблюдал за домом, а я напряг зрение, чтобы лучше видеть его фигуру сквозь мечущийся на ветру снег. Вернувшись в вестибюль, я натянул дубленку. Когда я снова глянул в окно, он уже забрался в свой снегоход, включил двигатель и стал зигзагами медленно приближаться к дому, оставляя позади снежный шлейф. Ярдах в пятидесяти от крыльца он снова остановил снегоход, вылез, повозился с винтовкой и прицелился в сторону дома, ведя стволом вдоль фасада. Опять послышался звон разбитого вдребезги стекла, и снова глухой хлопок, тут же поглощенный ветром. Верзила был явно озадачен. Он не знал, что делать дальше.
Я медленно приоткрыл парадную дверь, прячась за нее, осознавая каким-то непонятным, десятым чувством, что хозяин положения – я. Сердце бешено колотилось.
Следующая пуля ударила в лестницу, и вновь раздался такой звук, точно хлопнули бичом.
Я опустился на колени и выполз на улицу. Мне хотелось быть снаружи вместе с ним. Пусть знает, что я решил принять его вызов. Мой «линкольн» стоял как раз между нами, и трудно было сказать, видел ли долговязый меня. Но мне хотелось, чтобы он меня видел, чтобы он знал, что я здесь. До одной из массивных квадратных колонн было футов десять, поэтому я поднялся на ноги, глядя прямо на него, тогда как он, прижимая приклад к плечу, разглядывал дом сквозь оптический прицел винтовки. Как только он меня увидел, я шагнул за колонну и осторожно выглянул из-за нее. Снег летел мне прямо в лицо. Не отрывая от плеча приклад, человек выстрелил, и от колонны отвалился большой кусок. Услышав выстрел, я рванулся в другую сторону, к другой колонне. Он опустил винтовку. Я сошел с крыльца, стоял и разглядывал его: долговязый и тощий, с прямоугольными плечами. Он, в свою очередь, тоже пристально вглядывался в меня, вполне возможно, раздумывая, не бросить ли все это и уйти прочь. Я же отчаянно хотел, чтобы он остался, чтобы начал охотиться за мной: стоит ему начать преследование, и я, вне сомнения, перехитрю его. Но главное, мне невыносима была мысль, что он все равно впредь будет искать подходящий момент, чтобы прикончить меня, будет ждать, когда наступит вот такая же ночь и я останусь совсем один.
Он снова залез в снегоход и включил мотор. Я стоял совершенно неподвижно, спрятав двустволку за спину. Снегоход внезапно, точно от электрического шока, рванулся вперед: верзила решил на меня напасть. Я прыгнул с крыльца в сугроб, прямо в кусты рядом с домом. В какой-то миг промелькнула ужасная мысль, что я не смогу пробраться по такому глубокому снегу, однако мне все же удалось это сделать. Подгоняемый урчанием двигателя снегохода, который, вспарывая целину, преследовал меня по пятам, я прокладывал путь вдоль кустарника. Повернув за угол, я оказался позади дома.
У меня не было никакого конкретного плана. Мне просто хотелось запутать его: не имело смысла стрелять в него. Я мог промахнуться, и он потом задавил бы меня. Он не должен знать, что у меня есть ружье. Я собирался воспользоваться им в самый последний момент.
Я стоял в темноте, пока он разворачивался ярдах в двадцати от меня по огромной дуге, огибая группу деревьев далеко за домом. Небо на минуту расчистилось, ветер ненадолго стих, в лунном свете заискрился снег. Я бросился под укрытие елей, что росли вдоль дорожки, ведущей к флигелю.
Машина развернулась, заскользила по насту, изредка зарываясь носом в снег и вздымая при этом причудливой формы снежный вал.
Пробираясь по сугробам, я глубоко дышал, втягивая холодный воздух, вдыхая колкие снежинки. Слыша рев машины, нагонявшей меня, я ринулся сквозь кустарник, едва заметный, поднимавшийся всего на несколько дюймов выше железных перил у проезжей части дороги. Задыхаясь, совсем выбившись из сил, не в состоянии дальше бежать по снегу, я остановился. Он тоже затормозил, оставаясь в тени дома. Я слишком неожиданно скрылся из поля его зрения, и он пытался разглядеть меня среди всех этих причудливых теней и мечущегося по насту снега.
Взглянув в сторону флигеля, я заметил, что ветер сдул почти весь снег с дороги, разделявшей нас, и уровень ее понизился. У железных же перил, скрывая их, высились сугробы около фута высотой. Они громоздились по обе стороны дороги.
– Ну ты, сволочь! – заорал я. Встав во весь рост, я вышел из-за елей, пряча двустволку за спиной. – Ну, двигай сюда, стреляй! – Шатаясь, падая на колени, снова поднимаясь, я с трудом побежал вперед, удаляясь в сторону от изгиба дороги под углом сорок пять градусов.
Позади меня опять взревел мотор, и, обернувшись, я увидел, как лыжи врезались в снег и снегоход двинулся ко мне. Я специально выходил на открытое пространство, где верзила мог легко нагнать и убить меня. Но для этого ему оставалось пересечь дорогу…
Я стоял, судорожно глотая воздух, весь обледенелый, точно снежный человек. Глаза, казалось, замерзли, веки задубели от мороза. Но верзила поддался на мою уловку, он ехал прямо на меня, а я тем временем нащупал приклад ружья, прижимая его к телу.
Снегоход по мере приближения ко мне прибавлял скорость. Долговязый ехал стоя, крепко сжимая руль. Спускаясь в придорожную канаву, он наклонился вместе с машиной, а затем я увидел, как он плавно, даже грациозно начал отклоняться назад, чтобы вскинуть нос снегохода и перебраться через сугроб на дорогу.
И тут раздался ужасный треск, скрежет металла о металл – лыжи снегохода попали под железные перила и отлетели от него. Какую-то секунду машина еще скользила вдоль перил, затем опрокинулась через них. Двигатель продолжал работать, поднимая бешено крутящееся снежное облако. Но верзила уже исчез, разбив ветровое стекло, которое, должно быть, распороло пальто, а сквозь него и плоть моего преследователя. Он кувырнулся в порыве метели, издав короткий вопль, тут же заглушённый ветром.
Мотор заглох, наступила полная тишина, нарушаемая лишь воем ветра и шуршанием снежинок по насту.
Он лежал бесформенной массой ярдах в пятнадцати от меня – темная фигура, точно тень на снегу. Я поднял ружье на уровень пояса, направил на него. Эта темная масса вызывала у меня ужас, во рту и в горле так пересохло, что даже невозможно было сглотнуть: а что, если фигура поднимется?..
И действительно, масса шевельнулась, издала сдавленный звук, подняла руку, изрыгнула что-то на снег. Поднялась голова и откинулась назад, затем начал подниматься торс, с которого посыпался снег; и вот уже вся фигура, коленопреклоненная, точно пьяная, заколыхалась в снегу, как Нептун, выходящий из морской пучины.
– Помогите… – Масса еще раз сплюнула, рука потянулась к лицу. – Мое лицо… – Голос звучал глухо, невнятно, точно журчание воды в сточной трубе. – Что-то… с моим лицом… – Слова с трудом проталкивались сквозь бульканье, выходили с неимоверным усилием.
