— Бронежилет заметен. — Я обернулся к Марку. — Это ис…
Хотел сказать «испортит впечатление», но не успел.
Была боль и летящие на меня ступени лестницы. Я не слышал выстрела, только где-то на периферии сознания мелькнул запоздалый крик Марка: «Ложись!»
Я очнулся в постели. Точнее, наполовину очнулся. Помню только боль в груди и смутно врача. Мне сделали укол обезболивающего, и я снова погрузился в небытие.
…Марк стоял у окна и делал себе инъекцию в вену. Точнее, силуэт Марка. Я не видел подробностей, я их знал.
— Как ты можешь? А Господь знает?
— Господь оставил нас, — сказал Марк. — А это всего лишь морфий. Один укол — и боль проходит. Попробуй!
Я сидел на кровати. Марк опустился рядом.
Я почувствовал укол и проснулся.
Марк сидел рядом на стуле. На плечах у него был накинут белый халат. Я еле удержался от того, чтобы спросить, не начал ли он снова колоться. Сон был слишком реален.
Надо мной склонился врач. Я посмотрел на свою руку, из вены торчал катетер.
— С возвращением, — сказал врач.
Меня передернуло. Фраза напомнила мне об Эммануиловых воскрешениях.
— Господь вернулся? — спросил я Марка.
— Нет, он в Африке. Это не то, что ты подумал. Пуля прошла в сантиметре от сердца. Тебя еле вытащили.
Да, я наконец сообразил, что после воскрешения катетер ни к чему.
— И как вы?
Марк посмотрел на врача. Тот понял и вышел из палаты.
— Мы ничего, справляемся. Разделили с Матвеем твои обязанности. Мне — силовики, Матвею — экономика. Храм заложили.
— Когда?
— Как только тебя увезла «Скорая». Уж извини, прошлись по твоей крови. Так оно прочнее.
— Я не в обиде. Сколько я провалялся?
— Пять дней.
— Кто?
— Хрен его знает! На всякий случай я арестовал всех. Господь вернется — разберется.
Я поднял брови.
— Как это всех?
— Всех, кого достал. Работаю.
Я выдержал паузу.
— Всех подозрительных, — пояснил Марк. — От радикальных исламистов до братства «Беатэтюд», занимающегося обращением евреев в христианство. Илию ищем. Пока глухо. Ладно, пойду я, а то на меня врачи наедут. Ты отдыхай.
Отдыхать долго не пришлось. Я позволил себе поваляться без дела еще три дня и заказал у Марка документы о его с Матвеем деятельности за период моей болезни и свежие газеты.
В газетах, между прочим, обсуждался вопрос, нуждается ли Машиах в помазании на царство. Мнения разделились. Раввин Ицхак Мушинский считал, что не нуждается, поскольку он из рода Давида, а пророк Самуил и так их всех помазал в лице основателя династии. А рав Моше Спектор утверждал, что помазание необходимо и сделать это должен Синедрион. При этом уважаемый рав как-то забыл, что Синедриона не существует уже шестнадцать веков. Самой неприятной для нас была позиция одного хасидского деятеля, который считал, что Машиаха должен помазать вернувшийся Элиягу (то бишь Илия) и вообще Машиах должен въехать в Иерусалим на осле, а Илия идти впереди и трубить в шофар — бараний рог. К тому же, пока он не восстановил Храма — какой он, на хрен, Машиах? Вот восстановит Храм — тогда посмотрим.
Я-то знал, почему Эммануил отказался от ослика — прикосновение Господа убивает. Он не афишировал этот факт. Здесь же по поводу осла развернулась еще одна теологическая дискуссия. Сторонники буквального понимания пророчеств были разочарованы, зато любители символического толкования утверждали, что осел всего лишь символ материального и отказ Машиаха от осла означает, что его правление будет особенно духовным и угодным Богу.
Сообщения о покушении на меня уже сошли с первых полос и откочевали вглубь и вниз. В основном реакция была возмущенной: «Проклятые террористы!» В одной из статей, между прочим, утверждали, что я тоже из рода Давида через Соломона, так что покушение на меня — почти как покушение на Машиаха.
Мир — деревня! Я понял, откуда ветер дует. От Дауда — афганского падишаха, которому я впарил эту лажу. Ладно, лишь бы не ринулись проверять.
Вечером на тумбочке возле моей кровати лежал Маймонид — я решил изучить местную традицию, надеясь, что в голове у меня несколько прояснится. Точнее, Маймонид в кратком изложении. Полный Маймонид показался мне слишком толстым.
Маймонид (в местной традиции — Рамбам), а точнее, Рабби Моше Бен Маймон — это такой еврейский Фома Аквинский. Двенадцатый-тринадцатый век. Все они тогда начинали: Ибн Араби, Маймонид, Аквинат, Франциск Ассизский, И так близко во времени и пространстве друг от друга, что, кажется, должны были встречаться. Мистическое возрождение!
Вся последняя глава была посвящена Машиаху. Эммануил подпадал под описание процентов на восемьдесят. Сомнение вызывало только то, что Машиах должен быть праведником, занятым изучением Торы. Для праведника наш Господь многовато убивал, но в главе «Законы царей и войн» я выкопал замечательную цитату о действиях правильного царя: «И убивает многих в один день, и вешает, и оставляет висеть многие дни, чтобы внушить страх и сломать руку злодеям Мира», Так что все путем. А что касается четырех жен — так у Соломона их было семьсот! Наш Господь очень скромен. Я не видел его за изучением Торы, но, судя по всему, он имел о ней представление.
С учётом всего этого степень совпадения возрастала процентов до девяноста девяти. Сверх того Эммануил еще творил чудеса, чего по Рамбаму от него даже и не требовалось,
В конце апреля я переехал в Президентский дворец.
Поступали вести из Африки о победном шествии Эммануила. Мне жаль, что африканские завоевания совершались без моего участия. Мне хотелось бы проехаться по гумилевским местам. Там была написана его знаменитая поэма «Возвращение в Африку», когда престарелый поэт вернулся в зените славы туда, где создал лучшие из своих ранних стихов.
В религиозном отношении Африка не представляла собой ничего нового. Мусульманский север, христианский юг. И совсем чуть-чуть традиционного язычества, в основном в центре. Последнее можно было не принимать в расчет. К тому же местное население, измученное постоянными смутами и бедностью, встречало Эммануила, если и не как освободителя (освобождать было особенно не от чего, кроме собственных зарвавшихся правителей), но уж, во всяком случае, как панацею от всех бед.
Было тридцатое апреля, начало месяца ияр. Я шел инспектировать тюрьмы. Не слишком приятное занятие, но должен же я был понять, что тут без меня наваял Марк. Добрую половину арестованных им «подозрительных» я выпустил на основании документов. Но попадались и интересные личности.
Меня пропустили в одну из камер. Одиночку.
Девушка, которая стояла передо мной, была, пожалуй, самой интересной личностью из пойманных Марком. Святая Тереза из Лизье — вдохновительница и покровительница братства «Беатэтюд». Лицо ребенка и глаза воина. Из-под черного покрывала монахини выбивается непокорная светлая прядь. На мой вкус, Тереза широковата в кости, хотя монашеская одежда, к сожалению, скрывает формы.
