— Понимаю. Когда?
— Ну, через час…
— Вы что, с ума сошли?
— Это не так просто…
— Пришлите хотя бы несколько машин. Мне надо защитить входы.
Не успел я отключиться, как телефон снова зазвонил. Марта.
— У северного входа прорывается толпа.
— Держитесь. Сейчас будет полиция.
До северного входа довольно далеко, через несколько галерей и залов.
Телефон зазвонил вновь.
— У Бронзового портала драка. Мы сражаемся.
Это брат Анджело. Изображает рыцаря. Неужели ангел смерти станет моим спасителем? Я позвонил министру.
— Выслали машины?
— Уже на месте. Не могут прорваться через толпу.
— Что значит «не могут»? Они что, безоружны?
— Но… Вы что, предлагаете стрелять в толпу?
— Я не предлагаю — я приказываю. Если у вас нет газа — стреляйте!
— Газ будет. Подождите.
— Я не могу ждать. Пусть прорываются. Как — меня не волнует!
Все монархии, которые были свергнуты, пали из-за нерешительности монархов, обленившихся и разнеженных за годы правления. Я — простой человек и за три года с Эммануилом облениться не успел, да и не было возможности. Так что извините.
Революция в чумном городе смерти подобна! Хаос сейчас хуже любой власти. В этом я был солидарен с Эммануилом — не зря же я ему служил. Были, были точки соприкосновения! И последний свой приказ я бы отдал, даже если бы Эммануила надо мной не было.
Раздался звонок. Марта. Глухой, спотыкающийся голос.
— Они прорвались.
Грохот. Тишина.
— Отступайте к Новому крылу! — гаркнул я, но, по-моему, меня никто не услышал.
Отключился, попробовал перезвонить — глухо. Обернулся к одному из телохранителей, Паоло, кажется.
— Идите в Новое крыло и доложите обстановку. Постарайтесь не пустить их дальше Апостолической библиотеки.
— Сеньор Болотов, здесь есть подземный ход к железнодорожному вокзалу. Вас выведут.
— К черту! Я здесь не затем, чтобы спасать свою жизнь, когда страна погружается в хаос. Делайте, что вам приказано!
— Слушаюсь!
Я увидел преданный блеск в его глазах. Никогда не считал себя харизматическим лидером (куда мне до Эммануила!) — а вот на тебе!
Сказать, что мне была безразлична собственная жизнь, было бы чудовищным лицемерием. В любом случае я предпочел бы смерть менее брутальную, чем под ногами толпы. «Если кто-то спросит, боюсь ли я смерти, я отвечу — конечно, боюсь»
[148]
. Но я вошел в азарт. Тот благотворный азарт, что всегда меня спасал и позволял выходить живым из таких ситуаций, что я сам себе удивлялся.
Раздался далекий грохот. По-моему, сломали дверь. Потом звонок.
— Новое крыло сдано! — задыхающийся голос Паоло. — Они в Апостолической библиотеке.
Шум приближался. Снова звонок. На этот раз Анджело.
— Оборона прорвана. Бронзовый портал пал.
Шум сменился ударами в дверь — ту, что направо от алтаря, под ладьей Харона. Двери здесь что надо, дубовые. Но и дуб поддается. Это уже не первая дверь. Я бы не чувствовал себя в безопасности, даже если бы она была из свинца.
Я стоял перед Христом-Судией на фреске Микеланджело, и казалось, что в капелле больше никого нет: я и он. Христос в золотом сиянии, так похожий на Эммануила.
Кто такой Эммануил в системе Тейяра? Статистическая ошибка? Бог сотворил существо, слишком великое и в замысле своем совершенное, чтобы не допустить чудовищной погрешности. А может быть, эта погрешность и есть свобода? Даже если Богу известны все волновые функции всех частиц, он не обладает совершенным знанием мира. Неопределенность. Волновая функция дает только вероятность обнаружения частицы в данной точке, а большего знать невозможно.
Мысли неслись с бешеной скоростью. Но не так! Не в том направлении! Думай о том, как спастись!
— Откройте двери! — кричали с той стороны. — Выдайте наместника!
Один из моих телохранителей уже было двинулся туда, и я было проводил его презрительной улыбкой, но тут раздались выстрелы.
Удары в дверь стали реже, потом вдруг резко прекратились.
— Это полиция! Все живы?
Я обернулся к телохранителю, который собирался меня предать.
— Открывай!
В капеллу ввалились полицейские.
— Сеньор Болотов, с вами все в порядке?
— Со мной да. Жертв много?
Полицейский кивнул. Я покусал губы.
— Что же вы медлили с газом?
— Уже работаем. Площадь практически очищена.
— Бронзовый портал?
— Наш.
— Спасибо за службу. Пойдемте!
Мы шли мимо перевернутых столов и испорченных пулями росписей Апостолической библиотеки. Кровь на начищенном паркете, отражающем позолоту потолка. Раненые и убитые.
— «Скорую» вызвали?
— Да, да.
«Дети Господа». Тела, изуродованные толпой, словно пропущенные через каток. Сломанные конечности, синие от побоев лица — кровавое месиво. И другие, со следами от пуль — мятежники.
Я нашел Марту у выхода во Двор Пинии. Она лежала ничком. Узнал по белым волосам. Перевернул. При жизни она была, пожалуй, красива. Я никогда не испытывал к ней симпатии, но она умерла за меня. Почти как Николь. За меня, из-за меня — неважно!
Я удержал власть и почти не испытывал угрызений совести по поводу жертв. Если бы я проявил слабость — было бы хуже. Революционеры не понимают одного: если до революции хлеба не хватало — после его вообще не будет. И начнутся казни якобы спекулянтов, а на самом деле белошвеек и сапожников с парой представителей свергнутой власти, подмешанных к приговоренным для солидности.
Войска подошли через полчаса после того, как все было кончено. Но я их оставил. Моя власть держалась на танках на улицах и «черемухе» наготове.
Через неделю пришло финансирование от Эммануила. Расщедрился все-таки! Конечно, жаль терять Рим. Рим — это вопрос престижа.
Теперь я мог закупить провизию и лекарства, и у моей власти появилось еще одно, к сожалению, недолговечное основание. Деньги имеют свойство быстро кончаться.
Одновременно с траншем от Эммануила пришло письмо. Если отбросить назидательный стиль, смысл его сводился к одной фразе: «Ну что, огреб?» Огреб! Я проупрямился до июля и открыл церкви. Эпидемия шла на спад. Она унесла четверть населения города.
