Флаг инквизиции был сорван, и теперь над площадью развевалось лазурное знамя с трехлучевым золотым знаком. Я сразу узнал этот символ. Его нам нарисовал Бессмертный Игнатий Лойола.
— Равви, что это такое, на знамени? — осторожно спросил я.
— Солнце правды, — улыбнулся Господь. — Символ спасения и возрождения мира, — и отправился к танку.
Мы последовали за ним.
— В Хофбург! — кратко приказал он, спускаясь в люк. И кивнул нам. — Залезайте.
Мы въехали во внутренний двор императорского дворца Хофбург и остановились рядом со статуей императора Франциска Первого в римской тоге и с бакенбардами. Эммануил спрыгнул на землю и резко приказал:
— Всем оставаться здесь. В музее ничего не трогать. Узнаю о мародерстве — головы поотрываю! Филипп, Петр, Марк, со мной!
Мы нырнули в ренессансные «Швейцарские» ворота с красно-серыми полосатыми колоннами.
— Здесь должен быть вход в сокровищницу, — спокойно пояснил Господь.
В сокровищнице он бросил рассеянный взгляд на корону Священной Римской империи, императорские регалии, золотую геральдическую цепь ордена Золотого руна и уверенно направился к обитой красным бархатом подставке, на которой лежало копье. Ничем особенно не примечательное копье. Ну верхняя часть лезвия обмотана золотой, серебряной и медной проволокой, ну два металлических голубиных крыла на древке, ну золотые кресты там же. Ну и что? И далась Господу эта потемневшая от времени железка! Однако он, затаив дыхание, подошел к постаменту и простер над ним руки. Стеклянная витрина разлетелась вдребезги, как от взрыва, и Господь бережно взял копье.
— Это Копье Лонгина, Пьетрос! Я узнал его. Копье Судьбы! Иногда его считают одной из пяти форм Грааля. Тот, кто держит это копье, — держит мир! Если бы не оно, на Австрию не стоило бы тратить времени.
С присущей ему скромностью Господь разместился не в Императорском дворце, и даже не в загородной резиденции Шенбруне, а в Леопольдовском корпусе, бывшей резиденции президента.
Вечером того же дня он пригласил нас к себе. Разговор происходил в небольшой комнате, обставленной в старинном духе, с изысканными креслами и столиком, инкрустированным различными породами дерева. В высокое окно открывался вид на площадь Героев и статую эрцгерцога Карла на поднявшемся на дыбы коне и с копьем, устремленным в небо.
— Присаживайтесь, дорогие мои, — начал Господь. — Ну, рассказывайте о ваших приключениях.
Он слушал внимательно и не перебивал, пока я не дошел до рассказа о странном поведении Лойолы.
— Он спрашивал вас о татуировках? — взволнованно переспросил равви.
— Да. Мы очень удивились. Что это значит?
— Потом объясню. Дальше!
Я рассказал о том, как святому стало плохо перед мессой, и он послал нас в Фуа к Генералу ордена.
— По моим сведениям, Генерал ордена Иезуитов последние три месяца не покидал Штаб-квартиры ордена в Ватикане, — задумчиво проговорил Господь. — Впрочем, я перепроверю.
— В Фуа находится инквизиционная тюрьма. Я нашел это в «Интеррете».
Господь тонко улыбнулся:
— Интересно.
Я перешел к рассказу о моем похищении и о замке Монсальват. Равви заинтересовался еще больше.
— Ах он старый пройдоха! — воскликнул Господь. — Значит, отправил вас к Плантару, прямо в белы рученьки! А не к Плантару — так к инквизиции. Хитрая бестия!
— Кто пройдоха? — не понял я.
— Лойола, конечно. Фуа можно не проверять. Теперь я уверен, что там никогда и духа не было Генерала Иезуитов.
— А кто этот Плантар?
— Мошенник, выдающий себя за потомка Христа, — Господь поморщился. — Ложь и ничего, кроме лжи. У Христа не было и не может быть потомков, и Меровинги не имеют ко мне никакого отношения. Их претензии на роль хранителей Грааля совершенно безосновательны. Есть только один человек, имеющий право обладать всеми формами Грааля. Не только человек. — Он улыбнулся. — Марк, ты сможешь найти это место?
— Да.
— Покажешь, когда будем во Франции. Спасибо, что выручил этого растяпу.
Я надулся.
— Ладно, Пьетрос. Что было дальше?
— Мы поехали в Вену, как вы приказали. А там мне стало плохо во время мессы в соборе Святого Штефана. Но это, наверное, не важно?
— Все важно. В какой момент тебе стало плохо?
— Во время евхаристического канона, когда священник поднял Святые Дары над алтарем, преклонил колено и произнес: «Accipite…»
— Не надо! Я понял. Я уже запретил евхаристию во всех подвластных мне странах. Вы должны были творить ее в воспоминание мое. Но я здесь, с вами. И теперь это похороны живого! Еще бы вам не становилось плохо от такого действа! — он вздохнул. — Ладно, продолжай.
И я поведал ему о знакомстве с Якобом, вечеринке в Мёдлинге и аресте.
— Ну, дальше вы знаете, — заключил я.
Господь кивнул.
— Господи, — робко поинтересовался я. — Вы хотели объяснить нам насчет татуировок.
— Ах да! Пьетрос, дай мне руку. Правую.
Я подчинился. Господь ласково взял мою руку и медленно провел по ней ладонью от запястья до кончиков пальцев. Когда он убрал руку, я увидел на тыльной стороне своей ладони все тот же трехлучевой знак, но на этот раз черный и похожий на татуировку.
— Что это? — испуганно спросил я.
— Я уже объяснял. Это Знак Спасения. Я отмечаю им тех, кто достоин Нового Мира и Новой Земли, тех, кого я беру с собой в свое царство. Помнишь Апокалипсис? Да нет, не помнишь, конечно. «И видел я Ангела, восходящего от востока солнца и имеющего печать Бога живаго»
[14]
Это та самая печать. Радуйся, Пьетрос, ибо ты избран! Радуйся и ты, Марк!
Я посмотрел на руки Марка. У него был тот же символ. Мне стало легко и радостно, и я благоговейно взглянул на Господа. Он улыбнулся, а потом вдруг стал серьезен.
— Но не обольщайтесь, друзья мои. Знаки могут и исчезнуть. Это значит, что вы погибли. Вы живы, пока есть знаки на ваших руках. Храните их, следите за ними, Они — ваше спасение!
Я зачарованно смотрел на Господа, на его одухотворенное лицо, тонкие черты, сияющие глаза. Почему-то мне хотелось плакать. Говорят, это называется «умиление». Возможно, слезы уже текли по моим щекам. Я склонился и поцеловал ему край одежды. Он погладил меня по голове. Я взглянул на Марка. Кажется, он был в таком же состоянии,
Мы вышли из комнаты и пошли по коридору к себе. Здесь толпилось много народу, и у всех на руках были такие же знаки, Теперь я их видел и улыбался их обладателям, как своим.
