Увел учителя в комнату, усадил на постель. Рамакришна, кажется, пришел в себя.
— Эммануил — аватара. Я это вижу. Нет никакого сомнения. Только в нем более проявлен аспект Шивы. Или Калки… Да, я думаю, что он действительно Калки. Моя Божественная Мать узнала его, — сказал Рамакришна и вновь погрузился в самадхи.
От простоты и обреченности его утверждения я вздрогнул.
Рамакришна заговорил снова:
— Вы, европейцы, ограниченно думаете о Боге. Бог не только созидание, он и разрушение. Смерть так же естественна, как и жизнь.
И снова погрузился в самадхи. В полусознательном состоянии он запел:
Божественная Мать всегда играет
С Шивой, в блаженной радости.
Она много пьет, но не падает.
Она танцует на груди Своего супруга,
Мир сотрясается под тяжестью Ее стоп.
Оба они у предела безумия;
Оба бесстрашны и свободны.
Я вспомнил открытку с Кали и мертвым Шивой. Эти тоже считают, что смерть — освобождение?
Рамакришна закончил петь и произнес:
— Бог пребывает во всем. В каждом человеке, добром или злом, в каждом звере и каждой птице. В каждой капле дождя за этим окном. — Он посмотрел на меня. — И в твоем сердце. Он, как компас, укажет тебе направление. Просто слушай его и повинуйся его воле.
И погрузился в самадхи.
Как бы не так! Мой внутренний компас бешено вращался вокруг своей оси.
Когда я покидал храм, дождь перестал и солнце вспыхнуло в разрыве темных туч, как цветок огня на ладони Шивы. И окрасило алым воды священной реки.
Именно тогда у меня на поясе зазвонил мобильник.
— Пьетрос! Немедленно возвращайся! — Это был Господь.
— Уже еду.
Кажется, я понял смысл индусской религиозности. Нет, не культивирование ненависти — религиозный мазохизм. Индусу приятно представлять себя игрушкой Бога. А то и его жертвой. Теперь понятна привлекательность Кали в юбке из отрубленных рук и Шивы в ожерелье из черепов. Мне бы чуток религиозного мазохизма!
А еще до меня дошло, почему Индию регулярно завоевывали на протяжении ее истории все кому не лень.
ГЛАВА 2
Я поднялся по ступеням дворца Радж Бхаван и тут же позвонил Эммануилу:
— Я здесь, Господи.
— Иди к себе и включи телевизор.
По телевизору передавали об индо-мусульманских столкновениях в Гуджарате. Все началось с религиозной процессии в городе Дварка. Индусы праздновали новое пришествие Кришны. Мусульмане, нежных чувств к Кришне не испытывавшие, устроили контрпроцессию с призывами не сдаваться Эммануилу. Полетели камни. Были раненые и даже убитые. Но этим не кончилось. Обиженные индусы разобрали по камушкам одну из мечетей, стоявшую на месте, как-то связанном с деятельностью Господа Кришны. Мусульмане устроили индусский погром.
Честно говоря, я был целиком на стороне индусов. От этих мусульман во всем мире один геморрой. Но Эммануил решил иначе.
— Последователи ислама обязаны подчиняться мне, как Великому Халифу всех мусульман. Последователи индуизма — как воплощению Нараяны. Поэтому я приказываю всем сложить оружие. Если в течение двадцати четырех часов этот приказ не будет исполнен — погибнут все.
Правительство в Дели на этот раз было солидарно с Эммануилом и обращение поддержало. Правда, без угроз.
Время шло. Ультиматум был объявлен в пять часов вечера.
Ночь прошла спокойно, без событий. Утром я включил телевизор. В Гуджарате ничего не изменилось. Обращение Господа было благополучно проигнорировано. Беспорядки докатились до Бомбея.
Господь ждал. Мучительное ожидание. Что-то должно было произойти.
Я шел по коридору дворца (просто хотелось на воздух), когда столкнулся с Марией. Мне было любопытно, но я не решался задать вопрос. Мы никогда не были особенно близки.
Она остановилась, улыбнулась. Кажется, после воскрешения ее красота стала ярче и резче. Голубое платье. По-моему, ей больше шло черное и красное.
— Мария?..
Она поняла.
— Просто я хотела быть с ним, Пьетрос. Это возможно только для бессмертных. Тех, кто не прошел через смерть и воскресение, его прикосновение убивает. К сожалению, я не сразу это поняла… Эта Хун-сянь — только наложница. Была.
— Прикосновение убивает?
Я вспомнил римских заговорщиков, «Союз связующих». Мой разговор с Марком, «Отчего они умерли?» — «Чтоб я знал!» И похороны кота Соломона, который слишком любил своего хозяина.
— Это началось после его воскрешения, да?
— Да, Только не трепись об этом на каждом углу. Вы, мужчины, слишком часто не умеете держать язык за зубами.
Она повернулась, чтобы уйти.
— А апостолам?
— Нет. Те, кому надо, давно знают. Остальным — противопоказано. Кстати, ты зря боишься. Я бы не рекомендовала тебе пистолет. Это не лучший способ. Но в остальном — ерунда.
Я вышел на воздух и остановился под навесом подъезда. Шел дождь, а я забыл зонт. Было бы приятней прогуляться по саду, чем торчать здесь. Жалко, что я не курю.
Дверь скрипнула, и рядом со мной возник Андрей.
— Привет.
— Привет, Андрей.
— Вообще-то Арджуна. Это имя мне дали при посвящении. Андреем зовут мой паспорт.
Мне по фигу. Пусть Арджуна.
Андрей (так мне все-таки привычней) тоже не курил. Религия запрещает. Прислонился к стене и смотрел на дождь.
— Как Рамакришна? — спросил он.
— Представляешь, он знал заранее, что я приду.
Андрей пожал плечами.
— Нашел, чем удивить! Сиддхи — ничто, бхакти — все.
— Что ничто?
— Сиддхи — это магические способности. Они только мешают на пути совершенствования. Гордыня одолевает. Йогу, обладающему сиддхами, так же трудно проникнуть в Вайкунту
[84]
, как слону пролезть в игольное ушко. Но от них никуда не денешься, — он вздохнул. — Сами возникают. Надо просто поменьше демонстрировать. Главное — быть чистым преданным Господа, а остальное приложится. Пойдем!
Он нырнул под дождь, повернулся ко мне. На него не упало ни одной капли. Струи огибали его, словно он раздвинул занавеску. Я спустился по лестнице. Вместе мы дошли до резной каменной беседки в саду.
— Эх! Ввел ты меня в соблазн!
Мы сели на каменные скамьи, и Андрей продолжил демонстрировать сиддхи. Верно, решил, что семь бед — один ответ.
