— Ого! Неужели ты испытываешь жалость к Пинежскому? — изумилась я. Мне вообще слабо верилось, что она может испытывать жалось к кому-либо.
— Еще чего! — Александра даже подскочила на шезлонге — За что его жалеть? Бедняжка сломал ноготь? Обгорел в солярии? Может, я и не человек, но могу разобраться, кто переживает искренне, а кто нет. Вот Антон страдает по настоящему, я это поняла, когда побывала в его снах! — отрезала морская, вызывающе глядя на меня.
— Так ты его…жалеешь?
— Когда я смотрю на него, то испытываю печаль. Я думаю о том, как ему тяжело, и вот здесь — она прикоснулась тонкой рукой к груди — что-то сжимается… — Александра задумчиво уставилась через пластиковый купол на низко повисшие облака и продолжила — Ты знаешь, рядом с ним я впервые почувствовала осень. Раньше для меня времена года ничего не значили, я их воспринимала, как декорации где-то на заднем плане. А теперь я чувствую, что осень, это как старость. А зима — как смерть. Когда она приближается, словно прощаешься с кем-то навсегда… А что, если это у меня безответная любовь? Как у поэтов! — вдруг подскочила она — Ведь раньше я не задумываясь утопила бы Антона, чтобы забрать его душу. А теперь жалею его! Вот здорово-то!
Я подумала, что даже если это и так, за нее можно не волноваться — пока что новое чувство только обогатило ее эмоции. Комментировать ситуацию не хотелось: мой опыт слишком отличался от ее, поэтому я промолчала.
К четырем часам вдруг выглянуло солнышко. Наш сад с черными голыми деревьями залило золотым светом от опавших листьев, толстым ковром устилавших землю. Мы с Адрианом в холле смотрели в окно, как ветер гоняет свернутые листочки — словно маленькие рыжие мышки пробегали по саду. Неожиданно у наших ворот остановились сразу два такси. Саймон и Александра замерли в боевой стойке. Но из одной машины вышли Надька и Антон, а из другой — стройная девушка с длинными рыжими волосами. Это была Жанна, коллега Саймона.
Мы вышли из дома им навстречу. Саймон открыл ворота и все трое оказались в саду. Цокая каблучками по каменной дорожке, Жанна направилась к нам. На ней были черные стильные брюки, а распахнутая жилетка из чернобурки приоткрывала очень глубокое декольте, в котором молочно светилась белая кожа. На ходу девушка оглядывала наш дом цепким взглядом оценщика. «Ишь ты, небось уже квадратные метры посчитала!» — пробурчала за моей спиной Надька. Кажется, коллега Саймона даже не заметила, что он держит за руку Адриана, и что ребенок по человеческим мерками никак не мог родиться два месяца назад.
— Семен, я приехала узнать, когда вы выйдете на работу. Вас все очень ждут, наши исследования встали… — ее грудное контральто звучало очень сексуально, как будто девушка из «секса по телефону» обольщала клиента.
— Не знаю. Я буду со своей семьей столько, сколько понадобится. — сухо ответил любимый, скрещивая руки на груди.
Тут только Жанна окинула нас рассеянным русалочьим взглядом. Но он дольше задержался на моем лице, которое сильно изменилось с нашей последней встречи, чем на Адриане. Она сделала нетерпеливый жест и хотела возразить что-то, как вдруг раздался хриплый голос Надьки.
— Сегодня, кажется, семнадцатое ноября. Сезон охоты на чужих парней окончен, подруга. Можешь зачехлить оружие! — она кинула выразительный взгляд на декольте Жанны.
Глаза рыжеволосой девушки сузились, лицо приобрело сходство с лисьей мордочкой.
— Это ты свои орудия зачехли, дура! — взвизгнула Жанна дурным голосом уличной торговки.
Надька покосилась на свое декольте, которое не уступало вырезу рыжеволосой, и возразила:
— Мое оружие — это мозги. И их я всегда держу наготове.
Антон прыснул, Саймон деликатно сдерживал улыбку, но его серо-синие глаза излучали смех. Александра посмотрела на Жанну с деланным сочувствием: поражение рыжеволосой красотки в словесной перепалке было очевидным. Жанна поджала тонкие губы и обвела нас неприязненным взглядом. Кажется, она заметила, наконец, Адриана. Несколько секунд она изучала лицо малыша, потом ее глаза впились в меня.
— Вот, значит, как. — хрипло сказала она — Я слышала о таком. Ведьмы, которые меняют внешность. Ты же была ниже ростом, я помню! И ребеночек под стать мамаше…
— Жанна, вы ведь занимаетесь наукой! Уж вам-то стыдно верить в ведьм, меняющих внешность. — мягко возразил Саймон. Он говорил серьезно, но глаза продолжали смеяться.
— Ты сам не понимаешь, с кем связался. — она даже не заметила, как перешла на «ты» — Ты полностью под властью ее чар! Эта ведьма прибрала тебя к рукам, приберет и твой домик. — девушка вновь обвела взглядом наше жилище — Так что мне здесь делать нечего. — Она резко развернулась, откинула назад рыжие волосы и устремилась к выходу. Через минуту, уже сидя в холле, мы услышали, как громко хлопнула дверца такси.
— Итак, обиженная принцесса покинула заколдованное царство. — прокомментировала Александра, усаживаясь на белый диван — А кое-кто продемонстрировал высший пилотаж в деле укрощения рыжих стерв…
Надька надулась от важности.
— Вы еще не знаете всех моих талантов! — сообщила подруга. — Счас покажу вам кое-то…
— Ой, только, пожалуйста, не пой! — испуганно попросил Антон.
Надька прожгла его гневным взглядом и вытащила из сумки папку с альбомными листами. Вместе с ней на стол вывалился смятый номер «Сочинского вестника».
— Вот. — Надька протянула мне странную картинку, нарисованную акварелью. Это был человечек с большим кругом вместо ног. — Узнаете?
— Это, наверное, гончар со своим гончарным кругом? Или кентавр на колесах? — с сомнением пробормотал Антон.
— Ты издеваешься? — взревела Надька — Это Элеонора Грасини сидит у моря и ждет, когда приедет Адриан! Какой гончарный круг? Это колеса инвалидной коляски!
— А-а-а… — только и сказал Антон. Он явно не хотел развивать тему ее творчества. Но от Надьки так просто не отвяжешься.
— Нет, ну скажите! Ведь похоже? — настаивала она.
— Мне кажется, художника из тебя не получится. Может, тебе поискать у себя какие-нибудь другие таланты? — деликатно заметил Саймон, изо всех сил удерживая рвущиеся вверх уголки губ.
— Уже искала. Нет никаких. — вжала голову в плечи подруга — Обманули меня Грасини…
— Что? Что ты натворила, дурочка? — хищно придвинулась к ней Александра — Что ты позволила им сделать с собой?
— Да ничего такого! Стариканы не сделали мне ничего плохого! — отбивалась Надька — Утром, пока вы все спали, я попросила их развить во мне какой-нибудь талант. А Стив сказал, что все заложено в человеке от рождения и они не знают, к чему у меня способности. Ну я ужасно их уговаривала и они согласились. И ничего такого страшного не было, они обмотали меня проводочками, какие-то лампочки включались. Потом они сказали, что теперь талант проявится сам. Если он во мне заложен, конечно. Ну и значит, нет у меня никакого таланта. — голос ее упал почти до шепота — Чего, конечно, и следовало ожидать.
