– Ужасно, – наконец произнесла Ингрид и соизволила подать полотенце.
– Ерунда.
Фрейлины, в честь праздничного дня присутствовавшие полным составом, что вызвало у меня внеочередной приступ любви к местным порядкам, закивали. С кем из нас они согласились?
Но действительно, ерунда же! Кожа у меня ныне фарфоровая.
И Кайя расстроится, если узнает… я на него еще злюсь, но не настолько же.
– Так, – я обвела строй дам взглядом, – об этом молчать. Ясно?
Неясно. Как утаить такую расчудесную сплетню?
– Если кто-то из вас откроет рот, – говорила я ласково, нежно почти, благо эмоций поднакопилось для пущей выразительности тона, – отправлю объясняться к Магнусу.
Это их проняло. Ох как проняло. И замечательно.
– Иза, – Ингрид подала знак остальным выйти, и дамы были рады подчиниться, – возможно, тебе стоит остаться в постели. Я приглашу доктора…
…из-за пары синяков? Тем более что с доктором я уже пообщалась. Спасибо.
– …и все поймут тебя…
Кроме меня самой и Кайя, который по старой привычке займется самоедством. Нет уж, похоже, пришла пора кое-что прояснить. Надеюсь, Ингрид не обидится, она же вполне искренне желает помочь.
– У меня замечательный муж, Ингрид. Он совсем не похож на того человека, который причинил тебе боль. Не все мужчины сволочи и садисты.
По лицу вижу – не верит. Или дело не в нем, а во мне? Не хотелось бы… ориентация у меня стабильная.
– Я тебе нравлюсь?
Ингрид улыбается и качает головой.
– Прости, ты красива, но… я люблю другую.
Уже легче.
Присев рядом, Ингрид обнимает меня, но в этом жесте нет ничего двусмысленного. Наверное, так могла бы обнять сестра.
– Я волнуюсь за тебя, Иза. Ты наивная. Доверчивая. И добрая, а здесь это редкое качество. Ты не представляешь, насколько редкое.
Допустим, но речь сейчас не обо мне.
– Кайя – не чудовище.
– Он – мужчина. Все мужчины рано или поздно причиняют боль женщинам.
– И наоборот.
– Мужчины чаще. Они – хозяева и помнят об этом. Сейчас тебе кажется, что Кайя мил. Но надолго ли его хватит? – Ингрид погладила меня по голове, ласково так, как смертельно больную. – Я не хочу сказать, что он плохой. По мне, он лучше многих, но… если вдруг тебе понадобится помощь… любая помощь, то я рядом.
Внизу пахло свежей кровью. И Магнус, весело насвистывая под нос, оттирал руки песком. Он утверждал, что ничто другое не убирает кровь столь же тщательно.
– Доброго утречка, племянничек. – Магнус ковырнул красное пятно на рубахе. Мелкие брызги покрывали ее свидетельством недавнего допроса. – Все хорошо?
Кайя кивнул.
– Вот и хорошо, что хорошо. А притащился зря… но раз уж притащился, то садись куда-нибудь.
Особого выбора не было. Два стула. Стол. И манекен с чистым камзолом: дела делами, но турнир дядя пропускать не собирался.
– Взяли девятерых. Еще двоих люди запинали… – песок Магнус смывал слабым раствором уксуса, – …но потеря невелика. Все говорят одно. Наняли их.
– Кто?
На столе лежали бумаги, надо полагать, чистосердечные признания. Кайя просмотрел каждое. Сходятся почти слово в слово. Проигрыш. Долг, который изо дня в день прирастает. Угроза смерти. Предложение заработать.
Дурного их светлости не желали.
И готовы понести наказание по закону, но умоляют о милосердии.
– Нанимали люди Бража Гнусавого, – продолжил дядя, потягиваясь. Кости захрустели. – Из пришлых. Года два как в городе появился, да не один, а с людишками.
– И где?
Магнус указал на дверь.
– Висят.
Кайя за дверь заглянул. И вправду висели. Четыре человека, еще более-менее на людей похожие. И пятый отработанным, но пока не убранным материалом – в углу. Валяться ему до вечера, если не дольше. Дядя полагал, что лицезрение свежепреставившегося упрямца благотворно сказывается на прочих клиентах. Способствует пробуждению благоразумия.
– Их тоже наняли. – Магнус знаком велел закрыть дверь. Допрос еще не был окончен, но продолжится он позже, когда люди окончательно осознают, что их дальнейшая жизнь зависит всецело от хорошей памяти и желания сотрудничать. – А кто – знать не знают. Браж сам с клиентом встречался.
Дядя поморщился и вынужден был сознаться:
– С последней встречи он не вернулся. Думаю, к вечеру найдут, но навряд ли живого.
Кайя согласился: Тень не настолько глуп, чтобы отпустить человека, который знает чуть больше остальных. Вероятно, этот самый Браж был мертв еще вчера. Но остальные живы и способны говорить. И значит, Магнусу есть с чем работать.
– Эти мне не нужны. – Дядя подровнял стопочку признаний. – Будешь суд устраивать?
– Нет.
– И правильно, нечего грязь разводить.
Думал Кайя недолго: память о вчерашнем дне была еще жива.
– Вырвать языки. Руки переломать. Кто выживет – в каменоломни.
– Надолго?
– Навсегда.
Магнус кивнул. Непонятно было, одобряет он решение или же нет. Стянув рубашку, он вытер скомканной грязной тканью закопченное лицо и сказал:
– Шел бы ты отсюда, племянничек. Провоняешь еще мерзостью всякой, а жене потом нюхай…
В этом была своя правда.
Утро продолжается…
Все тот же зал, все те же лица, выражения и то сохранились.
Столы вот унесли. И стулья.
Да и вообще из мебели осталось два деревянных трона на помосте, убранном в синих, белых и золотых тонах. В общем, обстановка жесткого официоза. И корона на голову давит, а цепь давешняя – на плечи. Утешаюсь тем, что Кайя тяжелей приходится. Но он-то большой. И привычный.
– Потерпи, – шепчет, беря меня за руку. – Это ненадолго…
Соврал.
Два часа… два часа сидения на жестком кресле – могли бы хоть подушечку подложить – в позе статуи с одной мыслью: не опозориться. Леди не сутулятся. Не горбятся. Не расковыривают резные завитушки на подлокотниках. Не болтают ногами в воздухе. Не ерзают в тщетной попытке управиться с шилом в мягком месте. И вообще ведут себя со сдержанным достоинством, принимая дары с милой улыбкой и словами благодарности.
Кстати, о дарах, которые несколько скрасили нелегкое утро нашей светлости. До сегодняшнего дня в списке бесполезных подарков лидировали кепка с пропеллером на батарейках, носки для похудания и гипсовая статуэтка унитаза. Но сегодняшний день открыл новые горизонты.
Золотые слитки, камни и украшения – это хотя бы понятно. Дорого и много.
