– Верю.
– Вот! И верь. Понял?
– Нет.
– Ты или веришь, или проверяешь. Если проверяешь, то уже не веришь. А без веры какая дружба? Был друг да весь вышел… а если не вышел, то и ладно, то и радуйся.
Покои Магнуса были невелики и скудно обставлены. Он мог бы выбрать любые, но утверждал, что выбрал именно те, которые ему по вкусу. Пожалуй, единственной его уступкой Кайя стали ковры, укрывшие и пол, и стены, и даже потолок. Они и еще огромный камин хоть как-то спасали от холода и сырости.
– Присаживайся, племянничек… вот на тот стульчик присаживайся. Его точно не сломаешь. А к остальным я привык, да…
Почти все пространство комнаты занимал стол. Сделанный из цельного спила, он был отшлифован и покрыт лаком, состав которого так и остался секретом тишасских мастеров. Стол, несмотря на прожитые годы – а было ему втрое больше, чем Магнусу, – сохранил яркий блеск и янтарный, желтоватый отлив древесины. На столе, впрочем, как обычно, стояли блюда. Были здесь и перепелки, тушенные в меду, и морские ежи, и устрицы на большом блюде со льдом, и фазаны, украшенные перьями. Сладкие булочки с начинкой из соловьиных язычков, длинный осетр, запеченный целиком, щучьи щеки и многое другое. Магнус Дохерти любил поесть, утверждая, что из всех радостей ему доступна лишь эта, а значит, нет смысла в ней себя ограничивать.
– А то, что он говорил про… леди Лоу.
– Леди, леди… Мой братец, чтоб ему икалось, крепко перестарался с твоим воспитанием.
– Так значит…
– Съешь лучше перепелочку, а то бледненький вон какой. Занятная птица эта твоя леди. Из тех, что на падаль летят, да и раненых добить не брезгуют. Но ты не волнуйся, я бы этого брака точно не допустил.
Магнус подвинул к себе блюдо с бобровым хвостом, тушенным в цветном соусе. Ел он руками, вытирая пальцы о кружевные манжеты, по внешнему виду которых можно было сказать, что использовались в качестве платка они не единожды.
– А нынешняя, говорят, добрая. Лошадку вон пожалела. Историю рассказала. Презанятную историю… жаль, не с начала слушал. Может, перескажет, если попрошу? Откуда только знает… и умеет… что она вообще знает и умеет? Родители кто? Занималась чем? Небось постеснялся спрашивать?
Магнус ловко расколол морского ежа и ложечкой принялся вычерпывать икру.
– Ну и что мне делать? – поинтересовался Кайя.
– Мальчик мой, не позорь семью. В твоем возрасте уже пора бы знать, что с женой делают.
– Дядя!
– Что?
– Ничего.
– Вот и правильно. Ты ешь, ешь. Вот еще севрюжьи спинки попробуй. С чесночком.
Сопротивляться дядиному гостеприимству было бессмысленно, ко всему Кайя действительно проголодался.
– Вот поешь, и пойдем работать… клиент ждет. Клиенту оно и полезно, но передерживать тоже не стоит. Мало ли, какие мыслишки в голову взбредут. Выколачивай потом.
Клиентов, как привык выражаться дядюшка, было двое. Один висел на дыбе и уже мало походил на человека. Он и кричать-то не мог, лишь слабо дергался, когда палач тыкал в него раскаленным прутом. Зато второй, довольно молодой парень, был цел, невредим и изрядно бледен. Он с трудом сдерживал крик, словно пытали его.
– Знакомься, племянничек, это Дункан. Дункан, это мой племянник. Ты его, наверное, видел. И даже стрелял… нехорошо, Дункан. Родственников у меня мало. Берегу. Переживаю.
Руки Дункана были свободны, как и ноги.
– Я… я не нарочно!
– Конечно, дорогой, не нарочно. И поэтому ты сидишь, а он вот, – Магнус указал на стену, – он висит. Но если разговор не заладится, то и ты повиснешь. Кушать хочешь?
– Н-нет.
– А пить? На вот, выпей отварчика. Полегчает. Хорошие травки. От нервов помогают. От бессонницы… от дурости, если ее не слишком много.
Магнус сам налил из глиняного кувшина, и пленник не посмел отказать. Пил он большими глотками, давясь и кашляя. В камере остро, терпко пахло кровью, железом и огнем.
Эхо чужой боли Кайя привычно глушил.
– Выпил? Молодец. Сейчас мы быстренько поговорим, и все закончится. Правда, Дункан? Кайя, не стой, тебя слишком много. Дункан у нас славный малый. Это он купцов порезал. И ту деревеньку подпалил, за которую ты так испереживался. Доблесть показывал, дурачок. Но всецело осознал совершенные ошибки и готов оказать содействие.
Дункан облизал искусанные до крови губы и, бросив взгляд на стену, заговорил:
– П-порох… его н-не готовили. Его привозили. Отец собирался сам, но не успел. Селитру купил. И серу тоже. Не успел…
– Мортиры? – Кайя не любил это место, но вынужден был признать, что методы дядюшки весьма эффективны. А жалость… вряд ли те, кто попадал в подвалы Магнуса Дохерти, стоили жалости.
– Т-тоже п-привозили. Н-но обещали человека дать, который знает, как их делать.
– Не дали?
– Н-нет. В-велели тихо сидеть. Ждать.
– Чего?
Дункан заерзал на месте.
– Не молчи, дорогой, – поторопил его Магнус. – Не надо делать себе больно.
– Б-будет б-большая война. Фризия жива. И люди помнят. Скоро будут готовы. Есть руки, но не хватает оружия. Если оружие дать, то в каждом протекторате вспыхнет восстание. Не одно восстание! Протекторов на всех не хватит! И вы… вы тоже сдохнете! В муках!
– Конечно. – Магнус похлопал Дункана по плечу. – Все мы когда-нибудь сдохнем. А вот остальное любопытно. Кто доставлял порох?
– Ч-человек… я не знаю! Я правда не знаю! Отец встречал! А я… я только издали видел. И не разглядел.
– Жалость какая.
– Он… он…
– Что? – Магнус наклонился к пленному, но тот вдруг отшатнулся и, вытянув руку, взвизгнул.
– Вот он!
Кайя развернулся к двери. Заперта. Никто не входил. Никто не выходил. Факелы горят ровно, и тени спокойны.
– Ло… лов…т-те… – Дункан рванул воротник. И серебряные пуговки, надо полагать, взятые среди другой добычи каравана, посыпались на грязный пол. Лицо пленника посерело, глаза закатились.
– Вот ведь. – Магнус, склонившись над мертвецом, оттянул веко. – Эй ты, подойди.
Палач вернул прут на жаровню и подошел.
– Кто-нибудь заходил?
Палач после недолгого раздумья ткнул себя в грудь.
– Что-нибудь приносил?
Кивок. И палец, указавший на кувшин. Травяной отвар, которым дядюшка потчевал каждого своего клиента, считая, что это способствует установлению взаимопонимания, выглядел обыкновенно. А вот на вкус слегка горчил.
Черный корень. Редкостная дрянь. И дорогая.
– А брал где? – Магнус явно раздумывал над тем, не подкупили ли палача. Тот пожал плечами и нарисовал в воздухе знак, который Магнус истолковал по-своему.
