Интересно, если на похороны, то их переписывать будут или просто уточнения разошлют?
Вода была горькой.
– Эй… – Я заметила тень, отделившуюся от стены, но не испугалась.
Это не потому, что наша светлость бесстрашная. Просто кому здесь быть, кроме прислуги и кота? На кота тень определенно не походила.
– Вы не могли бы послать кого-нибудь за доктором?
Я поняла, что не могу разглядеть этого человека. Он приближался, бесшумно, какими-то рывками, и ночь размывала силуэт.
– Я, кажется, слегка простыла…
И обзавелась куриной слепотой. А еще спина чешется жутко, не то крылья на волю просятся, не то просто клопы расстарались.
– Ты… – Шипящий голос я узнала бы из тысячи голосов.
Нет! Невозможно!
Он был здесь. Человек с мокрыми волосами, с искаженным лицом, в котором глаза словно два окна в бездну. Темные руки. И длинный острый нож. Я всегда представляла себе нож именно таким. Лезвие тускло отсвечивает, и мерцание его лишает воли.
Человек приложил палец к губам.
Нельзя шуметь, Изольда. Ты же помнишь правила.
Нарушила.
Плохая девочка. А плохих девочек наказывают. За ними приходит человек из леса.
Я пятилась, прижимая к себе кувшин. И по рубашке расползалось мокрое пятно.
Он наступал, как-то неуклюже, нерешительно. А потом отступать стало некуда. Я уперлась в стену. Все? Вот и конец?
…буду резать, буду бить…
Не хочу вот так!
– Из-за тебя… – прошептал человек, перекладывая нож в другую руку. – Из-за тебя…
Лезвие уперлось в плечо. Еще немного, и будет больно.
И я завизжала, а когда он, испуганный криком, отпрянул, швырнула кувшин.
Не попала.
Я слышала звон. И видела, как кувшин катится по полу, чтобы остановиться у ножки стола. Как расползаются прозрачные лужицы воды. Как клинок, снова сменив руку, приближается ко мне.
Он схватил рубашку в горсть, и ткань затрещала. Лезвие вспарывало ее и еще мою кожу. Но боли, странное дело, я не ощущала. Скорее уж злое упрямство: я буду жить!
Назло всем!
Я вцепилась в его руки, понимая, что силенок не хватит остановить, но хотя бы задержать… на секунду. На долю секунды даже…
Он злее. И больше. И тяжелей. Он не выпустил нож и давит на него, толкая к животу.
Сержанта разбудил звук. Холодный, шершавый, с отчетливым привкусом магии, он ввинчивался в уши, требуя вставать.
Не его смена.
– Эй! – Сержант огляделся.
Так спит. Сиг тоже. Он заснул за столом, нелепо перекосившись, словно наклонялся за чем-то, но в последний миг устал и уснул. Из рукава выглядывал край карты.
– Подъем! – Сержант пнул Сига, но тот не шелохнулся.
Похоже, работа, которая представлялась поначалу легкой и где-то забавной, перестала таковой быть. Натянув сапоги, Сержант вышел из комнатушки.
Благо идти было недалеко.
Мерзкий звук исчез, но покрывало магии еще держалось в стенах замка.
Спала стража.
И парочка в укромном уголке. Сонный кавалер держал на весу ногу сонной же дамы… нога была довольно милой, но задерживаться Сержант не стал.
Лаашья вытянулась вдоль порога. В руках клинки. Выражение лица мечтательное. Наверняка сон добрый – кошмар надолго не удержит: Сержанту ли не знать. Ему давно не снятся добрые сны. Повезло, что в последнее время сны вообще не снятся.
Он коснулся было ручки, но передумал. Эту границу поручено стеречь, а не пересекать. Дверь одна. Мимо не пройти. И Сержант, прислонившись к косяку, закрыл глаза. Спать он не собирался.
Слушал.
Тишина. Дыхание. Храп… поскрипывание и треск. Слабые звуки, из тех, что производит любой старый дом с возрастом. Снова храп. Бормотание – кто-то кого-то уговаривает. И если сон добрый, уговорит. Стрекот сверчка, правдой оказалось, что они к магии не чувствительны.
Звон.
Крик, который стих раньше, чем Сержант вышиб дверь. Про наличие ручки он забыл.
Взгляда хватило, чтобы оценить происходящее. Его бестолковую подопечную загнали в угол и вознамерились лишить жизни. Сержант почувствовал, как в ближайшей перспективе и собственная его голова расстается с телом.
Обернуться нападавший не успел.
Его отшвырнуло. На стол, сбивая и кубок, и сам стол. Что-то хрустнуло. И стало вдруг тихо-тихо.
Безопасно.
– Леди, вы не могли бы в следующий раз сразу кричать? – поинтересовался Сержант, пинком подбивая нож к столу.
Могла бы. Прямо сейчас и начну.
Нет, уже не надо. Уже все закончилось. Меня чудесным образом спасли, и надо бы сказать спасибо. Но для начала – поздороваться.
– Вечер добрый, – сказала я, зажимая распоротый ворот рубашки.
Сейчас лежащий на полу человек не выглядел страшным. Он даже не человек – темное пятно смутных очертаний.
– Скорее утро, – уточнил Сержант, склоняясь над телом. – Вы в порядке?
– Да, благодарю вас. – Я сделала бы реверанс, если бы сумела подняться. Но я не сумела и поэтому тихонько устроилась у стеночки.
Наша светлость немного посидит и пойдет спать. Возможно, это все – только сон. У нашей светлости со снами определенно недопонимание.
– Как поживает Снежинка? – Я потерла шею, которая была мокрой. И плечи тоже. Это от воды. Я пить хотела и взяла кувшин.
– Спасибо. Ей намного лучше.
– А что вы здесь делаете?
– Вас охраняю.
– От него?
– От всего. – Сержант подошел к камину и вытащил уголек. Держал он его голой рукой – железный все-таки человек – и свечи зажигал не спеша.
– Знаете, я пыталась вас найти, чтобы поблагодарить, но не нашла.
Если разговаривать, то не так страшно. А мне все еще страшно. И страшнее, чем раньше. В конце концов, прежде меня не пытались убить. Зачем меня убивать? Я хорошая!
– Изольда. – Сержант подошел и присел рядом. Канделябр он поставил у моих ног. – Он умер. И не причинит тебе зла. Понятно?
Я кивнула. Конечно, понятно. Мертвый человек на коврике у кровати. Что может быть проще?
– Ты его убил?
– Я. – Сержант стянул с кровати покрывало.
А служанка и ухом не повела. Это же надо, до чего у людей сон здоровый.
– Позвольте, – Сержант наклонился надо мной и резко надавил пальцами на шею, – больно?
– Нет.
– А так? – Он коснулся ключицы, и я опустила взгляд. Надо же, а мокрое – это не вода… это кровь. Моя кровь? А почему она голубая?
