Угу. Всю жизнь пыталась соблюсти, никогда не выходила. А тут, поди ж ты, сподобилась. И главное, что, несмотря на все усилия придворных диетологов, стройности во мне с каждым днем прибывало.
– А платье сошьют быстро…
Может быть, уже шьют еще одно творение психоделической красоты.
Но Кайя – в последнее время у него появилась занятная привычка трогать мои волосы, что приводит меня в состояние умиротворенно-расслабленное и лишает всякого желания возражать ему, – уверяет:
– …то, которое ты захочешь.
– Ты им виселицей пригрозил?
Его пальцы движутся от затылка к макушке и ко лбу, а потом назад.
– Мысль, конечно, но нет. Дядя нашел того, кто готов взяться.
Это замечательно. Дядюшке я верю. Жаль, что не заходит. Занят, наверное. И предполагаю, чем именно.
– А он нашел того, кто… хотел меня убить?
До сих пор мы не говорили о той ночи, о Мюриче, возникшем в моей комнате, где его никак не должно было быть. О Сержанте и чудесном спасении. О спящей служанке, которую не разбудил и мой вопль. Сначала я не хотела поднимать эту тему, но чем больше думала, тем больше возникало вопросов.
– Нет, Иза, – Кайя зажимает прядь между мизинцем и безымянным пальцем, – к сожалению, нет.
– Почему ты не сказал, что меня охраняют?
– Не хотел напугать. И, честно говоря, я не думал, что охрана нужна. Скорее уж они за тобой присматривали.
Гарантия, что наша светлость опять не потеряется? Или глупостей не наделает?
– Не обижайся, сердце мое.
Какие нежности на ночь глядя…
– Я не обижаюсь.
На него в принципе сложно обижаться. Кайя… он замечательный. И не потому, что нянчится со мной, хотя и поэтому тоже. Мне с ним спокойно.
Надежно.
Он – моя стена, внутри которой бьется сердце. В общем, еще немного, и разрыдаюсь от избытка эмоций. Наверное, я все-таки влюбилась.
– Как он попал в мою комнату?
– Сержант?
– Нет, тот… другой. – Я знаю имя, но мне неприятно его произносить.
– Через потайной ход. В замке их множество. – Кайя выпускает прядь только для того, чтобы поймать следующую. Ну как можно говорить о серьезных вещах в такой обстановке? – Кто-то спустился в подземелье и сыграл колыбельную. Разбудил и привел к тебе Мюрича. Если бы ты не проснулась, то…
Поголовью светлостей был бы нанесен непоправимый ущерб. Сейчас все произошедшее выглядит далеким и нестрашным, скорее уж глупым. Ну почему я сразу не закричала? Чтобы отвлечься – Кайя в принципе неплохо справлялся с этой задачей, – я задаю следующий вопрос.
– Этот человек – маг? – Вывод очевиден, и Кайя подтверждает его.
– Да.
– Но здесь нет магов?
Кроме Урфина. А поверить в то, что он причастен к этой истории, я не могла. Кстати, к Урфину у меня тоже вопросов поднакопилось, жаль, что он воздерживался от общения со мной.
– Теоретически магам запрещено посещать наш лист. – Кайя оставил волосы в покое, похоже, тема эта крайне ему неприятна. – Но есть маги… не совсем маги, которые нарушают запрет. Это незаконно. А Хаот отказывается признать, что маг есть. Они не будут решать эту проблему.
А кто будет? Ну да, можно и не спрашивать.
– Хуже, что скрыть происшествие не удалось. Слишком многие проснулись с головной болью, и это всех разозлило. Урфин думает, что маг – недоучка, из тех, кто не прижился. Но сильный, потому что накрыл весь замок.
И птички уснули в пруду, а рыбки – в саду. Только их светлость и компания избранных не убаюкалась, испоганив такой замечательный преступный план бессонницей.
– Я невосприимчив к магии. – Кайя раскрыл ладонь, на которой извивались лозы мураны. – Дядю защищает кровь. Сержанта – тоже. Младшая ветвь обладает некоторой силой, ее мало, но противостоять хватит. Урфин сам маг… мог бы стать. Мюрича разбудили.
А я, выходит, заболела вовремя.
Хоть что-то я вовремя делаю.
– Когда ты заснула, я сначала на него подумал, что снова свирель…
Он гладит шею и плечи. Мне хорошо. Слишком хорошо, чтобы и дальше думать о приблудном маге. Кайя его найдет. И мысли меняют направление:
– Кстати, почему свирель? В сказке ведь веретено. Принцесса уколола палец веретеном и заснула. А с ней весь замок и даже животные.
– Наверное, это другая сказка. В той, которую знаю я, было иначе. Новорожденная мормэресса долго плакала, и ее мать пообещала исполнить любое желание того, кто успокоит младенца. Тогда пастух сыграл на свирели песенку. Принцесса замолчала. А пастух попросил руку принцессы для своего сына.
– Ему отказали?
– Конечно. Сын пастуха и дочь мормэра… страшный мезальянс.
«Мезальянс» – очаровательное слово. Приличное. Но вполне точно описывает грядущую свадьбу. Только вот Кайя это, похоже, ничуть не заботит.
– Тогда пастух снова взялся за свирель. Он играл долго, вкладывая всего себя, и, доиграв, умер. А все, кто слышал его музыку, уснули.
Печальный, пусть и предсказуемый поворот. Но я знаю, что все закончится поцелуем, свадьбой и долгой жизнью. Чтобы умерли в один день… я тоже так хочу! Нет, не умереть, а долгой жизни для двоих.
– Шли годы. Девочка росла…
– Во сне?
– Конечно.
В общем-то логично. Как-то я над этим не задумывалась. Но продолжение знаю:
– И когда она выросла, то появился прекрасный принц. Он ее поцеловал…
– Ну… не совсем чтобы принц. Да и поцелуем дело не ограничилось. Заклятие было серьезным, усилий требовало немалых. Иза, не надо так на меня смотреть! Я просто пересказываю… как по мне, так он был полным извращенцем. Но действительно разбудил.
Я думаю. Спишь себе годы в хрустальном гробу, никому не мешаешь, а тут вдруг объявляется некрофил и начинает белого тела домогаться. Поневоле проснешься, хотя бы от удивления.
– И они жили долго и счастливо, – завершив историю, Кайя разжал кольцо рук. – Но мне хотелось бы еще кое о чем с тобой поговорить.
Ну вот, и эта сказка подбирается к финалу.
– Ты больше не должна находиться здесь.
Интересное заявление. Неожиданное, я бы сказала. И с чего вдруг мертвая петля сюжета?
– Иза, ты выздоравливаешь, и это хорошо. Это замечательно…
Но?
– Но сейчас в твоем присутствии я теряю способность себя контролировать. Ты очень красива…
…наверное, поэтому зеркало мне давать отказывается. Боится, что красоты не выдержит.
– …и это все усложняет…
Он вскочил на ноги. Расхаживать станет? Станет. И кот, который на сей раз втиснулся между шкафом и потолком – этакая рыжая меховая прослойка – зевнул. Ему было скучно. Мне – непонятно.