– Я не могу запретить рабство. – Кайя упорно избегает смотреть в мою сторону.
Сам виноват. Дразнил? Дразнил. Вот пусть на собственной шкуре ощутит, каково это. У меня тоже привилегии имеются. И права.
– Выкупать всех с тем, чтобы отпустить на волю, бессмысленно. Привезут новых. Остается одно: сделать рабский труд менее выгодным. Все начинается с того, что раб должен отработать деньги, затраченные на его покупку. Цены сейчас высокие. После введения запрета об обращении пленных в рабство осталось лишь два источника – суды и фермы.
– Запрета? – А вот это что-то новенькое. Мне казалось, что тут, наоборот, вселенская несправедливость цветет пышным цветом и плодоносит.
– Военный кодекс не так давно был пересмотрен. Протекторы согласились, что рабство противоречит принципам благородной войны. – Кайя запускает пятерню в волосы, нащупывая старые раны, точно проверяя, остались ли они на месте. – Продажа по суду…
Он вовремя вспоминает, что я не знаю, что такое продажа по суду, и уточняет:
– Преступники. Воры. Мошенники. Грабители. Иногда – убийцы. У нас нет тюрем. В первый раз человек продается на год или два с четко оговоренными условиями владения. Если же совершает преступление повторно, то рабство для него необратимо. Это дешевые рабы. Многие опасаются с ними связываться, но спрос есть. А вот фермы – это само по себе дорогое удовольствие.
– Фермы, – уточняю я, еще не зная, хочется ли мне знать про эти фермы. – Как для скота?
– Именно. Держат женщин. Нескольких произ… мужчин. – Он очень вовремя поправляется. – И детей. От рождения до первой нормальной цены проходит лет десять – двенадцать. Это долго. И соответственно, имеет смысл, лишь если конечная цена покроет все расходы.
В таком разрезе я над проблемой не думала. Я вообще над ней, если разобраться, не думала. То есть знала, конечно, что рабство – это плохо и надо отменять, но техническая сторона процесса оставалась за кадром. Суд. Фермы… меня мутит, когда я думаю о том, что людей можно целенаправленно разводить. Это мерзко! И недопустимо.
Но, полагаю, законно.
– Чтобы цену повысить, раба обучают. К примеру, вышивке. Или игре на музыкальных инструментах. Врачебному делу. Да чему угодно. Некоторых девочек воспитывают почти как благородных.
Я вовремя прикусываю язык, с которого готов был сорваться глупый вопрос. Кайя хмурится, и челюсть выдвигается вперед. Ему не по вкусу то, что происходит, в том числе собственное бессилие. Как я это понимаю? Не знаю, понимаю, и все.
Я слышу его, но не словами, а… просто слышу.
– Они… стоят дорого. Никто не будет вредить имуществу, которое стоит дорого. – Мой муж словно оправдывается. Перед кем? Передо мной? Или перед собой? – И с каждым годом – дороже.
Так, встаем. Руки за спину. Вид целеустремленный. Ну хотя бы пространства для движения хватает.
– Первый закон я смог провести семь лет тому. В протекторате оказалось много людей, которые не имеют работы, потому что ее имеют рабы. Этих людей я должен был содержать.
Шаг строевой. И мне приходится поворачиваться, чтобы не упустить Кайя из виду.
– Но лорд-казначей крайне не любит тратиться, что и неплохо для казначея. Он поддержал предложение ввести налог с рабовладельцев.
А не тот ли это казначей, который по совместительству отец Ингрид? Как по мне – редкого сволочизма человечище. Ну да я предвзята в своем мнении.
– Три года назад я налог повысил…
Система понятна. Теперь раб должен отрабатывать не только стоимость, но и содержание, включая этот самый налог.
– …в том числе ввел пошлины на ввоз и регистрацию…
Бюрократией по бюрократии? Оригинальный выход. Кайя остановился за моей спиной и вздохнул.
– Я думал, что во второй раз они мне точно в доверии откажут.
– Это как? Вроде импичмента?
– Что такое «импичмент»?
Я объяснила. Вообще сложно объяснять что-то их светлости, когда она возвышается над нашей светлостью и ея обозревает с высот.
– Похоже, – выносит вердикт Кайя.
– А разве ты не главный здесь?
А как же тирания и беспринципное самодержавие? Тем более в божественном-то исполнении? Скипетром по лбу, короной – по зубам? И плаха финальным аргументом?
– Главный, но… закон должен быть одобрен Советом. Или изменение закона. Или… многое. Совет против нашей с тобой свадьбы, но он подчинится, потому что закон на моей стороне. И я не позволю его изменить. Да и они понимают, что затевать войну из-за неподходящей невесты – глупо.
Я – неподходящая невеста?
Хорошая оговорка.
– Другое дело – рабы. Это деньги, и очень большие. Первый закон был принят, поскольку многим рабство уже не выгодно. Я сумел набрать большинство. А вопросы налогообложения я решаю самостоятельно. Однако, не исполнив мое решение, Совет отказал бы мне в доверии. Это означало бы всеобщий мятеж. И мне бы пришлось захватить каждый замок и каждый город, вырезать старшие ветви семей. И наново принять присягу у выживших. Или убить их тоже, до тех пор пока не найдутся желающие присягнуть.
Гм. Жестко у них здесь. Конечно, я предполагала, что нотой протеста и гордым выходом лордов из состава Совета дело не ограничится, но вот чтобы настолько… Да уж, до сборов подписей под открытым письмом с целью выразить негодование политикой правящей партии им еще эволюционировать и эволюционировать.
– Конечно, я могу это сделать, – вполне спокойно продолжает Кайя. И я опять проглатываю очередной вопрос. Да, их светлость крут немерено. Пора бы усвоить. – Но ценой большой крови. Это неприемлемо.
– Они тебя шантажируют.
– Поверь, это взаимно. Главное – не давать рычагов давления. Пока я действую по закону, повода отказать мне в доверии нет.
О да, похоже, нашей светлости прозрачно намекают, что дорогу здесь лучше переходить в строго отведенных для этого местах. И вообще правила местные выучить, чтобы ненароком не подставить Кайя. В моем неторопливом мозгу постепенно складываются кусочки мозаики.
– Вы из-за этого с Урфином ссоритесь?
Какое у него стало выражение лица! Одновременно и виноватое, и сердитое. И снова рука к шрамам потянулась. Может, просто зудят? Ну какого лешего я их трогала? Разбередила душу.
– Он… не хочет понять, во что мне обходятся его выходки.
В частности, последняя, с чудесным появлением нашей светлости, которое привело в незамутненный восторг всю местную элиту.
– В позапрошлом году мы собирались запустить…
– Вы?
Он кивает и признается:
– Мне сложно со всеми этими законами разбираться. Я их знаю и соблюдаю, а вот чтобы как-то использовать – этого нет. У Урфина лучше выходит. Он вообще умнее меня. И проекты эти составлял так, чтобы выглядели… пристойно.
