– Я хочу! – вырвалось вдруг у Ганны.
– Да ну? – со смехом развел руками Юрий. – Милая барышня, это ведь не то, что губную помаду приобрести. Это громадные деньги!
– А если они у меня есть?
Это был риторический вопрос, ответ на который Юрий знал. Он худо-бедно представлял себе размер состояния Строганцевой и понимал, что новоявленная наследница вполне может себе это позволить, даже не поступаясь дорогими женскому сердцу драгоценностями и антиквариатом. В обрез, но денег хватит.
– Серьезно? Ганна, это очень ответственный шаг, – уже вполне серьезно произнес он.
Все походило на объяснение в любви. Впрочем, разве дела обстояли иначе?
– Вы еще так молоды… – активно развивал тему Юрий. – Вам нужен будет талантливый администратор, человек, знающий жизнь.
– Разве вы не такой? – делано-наивно спросила Ганна.
Юрий засмеялся и обнял девушку за плечи.
– Пожалуй, я мог бы сгодиться на что-нибудь. Но это важный разговор, не продолжить ли нам его в другом месте? Мне кажется, вы уже озябли и проголодались.
– Как волк! – призналась Ганна.
– Тогда едем обедать. В ресторан «Волга», хорошо?
Садясь в машину, Ганна оглянулась на белевший между сосновых стволов замок. Ей казалось, что она вернулась домой.
Глава 8
Они поженились через два месяца после поездки в «Лебяжье ущелье». Свадьбу не праздновали – Ганна считала, что у них и без того довольно расходов, и Юрий подчинился, хотя раньше мечтал закатить пиршество в том же самом ресторане «Волга», где они обедали вместе в первый раз. Хотя бы для того, чтобы пригласить нужных людей. Но Ганна не захотела, а ее желания считались законом, в конце концов, денежки-то были ее!
Санаторий был приобретен ими в собственность, Ганна даже не успела глазом моргнуть. Как все просто в наши времена, раз-два и готово! Но теперь нужно было вернуть пансионату былой роскошный вид, и, что самое главное, оправдать вложения. Работа в «Лебяжьем ущелье» закипела, и в сентябре бывший «сердечный» санаторий готов был принять гостей.
– Вот и отпразднуем вместо свадьбы открытие, пригласишь своих «нужных», заодно они запомнят сюда дорогу…
Планировалось что-то вроде элитного дома отдыха для небедных людей. Ведь негде по-людски отдохнуть в глухой провинции! Летом еще куда ни шло, турбазы на волжских островах если не процветают, то кое-как держатся, туда можно закатиться с веселой компанией, шашлычок, водочка, то да се… А как быть зимой, скажем? В «Лебяжьем ущелье» предусмотрены все сто тридцать четыре удовольствия, оборудованы специальные поляны для пикников с мангалами и скамейками, есть прокат лыж, прокат лодок и водных велосипедов на озере. Ганна и лебедей на озере развела. Издалека привезли ей три лебединые пары, ради ухода за ними пришлось взять на работу специального человека. Пьяные, потерявшие разум и человеческий облик гости то и дело требовали подать им к ужину гордую птицу – в жареном виде, фаршированную яблоками. Большие деньги предлагали, как будто им без того голодно или заняться нечем! В корпусе бассейн, ресторан с отличной кухней, развратная роскошь номеров… Зеркала, бархатные шторы, темно-красное ковровое покрытие, пухлые, как купчихи, диваны и кресла…
– У тебя, дорогая, вкус, как у содержательницы публичного дома, – посмеивался Юрий и, чтобы загладить остроту своих слов, целовал жене руку.
– Не кажется ли тебе, что здесь и есть в некотором роде публичный дом? – язвительно переспрашивала Ганна, и снова подносила к его губам свою крепенькую ладошку. Сердце у нее билось от счастья. Все, все ее! И белоснежный дом, и озеро, и золотые стволы сосен, и даже свет, их золотящий. И этот человек, ее муж, он только ее, он подчиняется ей во всем, со всем соглашается.
– Живете-то вы как ладно! – умилялась на Рыжовых домработница Нина, внешне простодушная, на деле же хитрющая бабенка. – Мой-то ирод, было дело, как напьется, бывало, как начнет со мной мудровать… Только печкой меня не бил! Да прибрался, освободил меня. Водочка все, а по трезвой голове он добрый мужик был, хочь и гуляшший… Ваш-то как, по сторонам не посматривает?
– Вроде нет, – подыгрывая ей, отвечала Ганна. – А что?
– Ну, дай бог, – кивала Нина. – А мужик из себя видный. Да нет, я ничего за ним не подмечала. Бывало, подоткну подол, да пойду тряпкой по полу возить, так он пройдет и даже не оглянется. А я ведь у нас в поселке в красавицах хожу, вот так-то!
– М-да, – мямлила Ганна, окидывая глазом плотный торс домработницы, ее руки и ноги, точно перетянутые сардельки, курносый профиль и глазки без ресниц. – Это кое-что да значит…
Она была довольна мужем, как люди вообще бывают довольны удачным приобретением. Юрий был внимателен, нежен и мил, не скупился на подарки, аккуратно вел дела, не пил сверх меры, а если и уделял чрезмерное внимание длинноногим блондинкам, то, по крайней мере, устраивался так, чтобы жена ничего не знала. Впрочем, даже если бы он был пьяницей и бездельником, и приходил домой с губной помадой на трусах, Ганна все равно была бы довольна. Она его полюбила. Влюбилась безоглядно, со всей страстью пробудившейся женщины. Когда он обнимал ее, ей казалось – он душу ее держит в руках. И он любил ее, почему бы нет? Почему бы ему не любить ее?
Дела в «Лебяжьем ущелье» шли хорошо, пожаловаться нельзя. Супруги Рыжовы купили иномарку, два раза позволяли себе заграничные турне – один раз в Египет, пожариться на солнышке, другой раз – во Францию, в сказочный Париж. Ганна хотела непременно ехать на Новый год, но не вышло, в новогодние праздники в пансионате дым коромыслом пойдет, нельзя без пригляду оставить. Ганна ловко прыгала по голубым искрящимся сугробам в роскошной, тоже голубой и искрящейся шубе, и сердце в ней тоже прыгало, радовалось. Она достигла всего, всего, что только можно было пожелать. Все, насколько хватает глаз, принадлежит здесь только ей, и она ни с кем не будет делиться, только с Юрочкой – но ведь и Юрочка принадлежит ей!
Иной раз в беспробудном этом счастье все же были трезвые минутки, когда Ганна ощущала короткий укол совести. Дело в том, что, занявшись «лебедиными» делами, она забыла обо всем остальном, и в эту обширную категорию «всего остального» вошла и тетка ее, тетя Ксана. Сначала Ганна навещала ее раз в неделю, потом стала заглядывать раз в месяц, а с сентября по февраль не зашла ни разу, пропустила целых полгода, после чего запросто ввалиться в гости было, право же, как-то неудобно. Ганна пару раз собиралась позвонить ей, даже поднимала трубку, но не решалась набрать шесть знакомых цифр. Жарясь под ярким египетским солнышком, она вдруг припоминала теткино лицо, узкое, со впалыми щеками, с легкой синевой под глазами. Ей бы тоже погреться на курорте, поесть этих невиданных фруктов, отдохнуть и поправиться… Вспоминались долгие вечера, которые две женщины коротали на кухне за чашкой чая, вспоминалось, какой тонкий аромат шел от теткиных свежеиспеченных куличей, как мирно заводил свою песенку закипающий чайник, и Ксения Адамовна, сбросив с узеньких плеч пуховый платок, вдохновенно читала свое любимое, заветное, пасхальное:
