– Да вроде и так и не так одновременно, – успокаивающе улыбнулся тот, усаживаясь за приставной столик.
Васильев вернулся с очередного допроса в Генпрокуратуре, где защищал интересы агентства в ходе расследования уголовного дела по взрыву на Рублевке.
– Думаю, Юрий Нилович, удалить с поля они нас не смогут, а вот «горчичник», пожалуй, все-таки покажут. – Васильев страстно любил футбол и поэтому, где только было возможно, «скатывался» на футбольную терминологию.
Хозяин «Ангела» никогда подобной вольности не любил, но в последнее время ему многое стало безразлично. В том числе и манеры Васильева.
– Факты давай. Факты! За что это, интересно знать, нам покажут эти самые дурацкие «горчичники»? – Юрий Нилович недовольно скривил рот. – Сейчас куда ни ткни, всюду что-то взлетает на воздух. Хотя все и вся охраняют. Кто с пушками, кто с шашками наголо.
Васильев не стал вступать в дискуссию на весьма неопределенную тему, а коротко сказал:
– За недостаточную бдительность и халатность при подборе и приеме кадров. Представляете?! Им уже отставной майор КГБ не кадр…
Васильев со значением поправил на переносице очки.
– Они нашли что-нибудь конкретное против Андронова?! – спросил Глушко безразличным тоном, дабы сотрудник не почувствовал его тревоги.
– Представьте себе, раскопали все. И за что турнули из органов. И что с владельцем охраняемого объекта у него давние и, заметьте, неприязненные отношения… Ну, жена, какие-то общие бабы, прочее… Слушая все это, я невольно подумал, как хорошо, что Андронова в Москве нет. Кстати, где он? – Неожиданно Васильев полез не на свою территорию.
– Что верно, то верно, – не обращая внимания на вопрос, согласился Глушко и мысленно себя похвалил. Все-таки вовремя он удалил Андронова в Лондон. А то черт знает что наболтал бы в прокуратуре этот сорвавшийся с цепи бешеный пес.
Юрий Нилович тяжело вздохнул, ибо каждое упоминание о бывшем разведчике вызывало у него приступ самобичевания. Ведь именно его персональным решением агентство заимело такую занозу. Своими своевольными, порой безумными, а следовательно, неконтролируемыми действиями кэгэбэшник стал слишком опасен для «Ангела».
– Ладно Андронов. А что еще нарыли эти «важняки»? – вдруг перескочил с одной темы на другую Глушко. – Не будут же они долго вертеться вокруг одного человека?
– Что один из погибших охранников, оказывается, воевал в Афгане, в составе диверсионно-разведывательной группы. Вернулся оттуда с сильно расшатанной психикой. Несколько лет лечился в дурдоме…
– А что, Петр, ты, как главный наш кадровик, принял такого психа на службу? – не на шутку завелся глава «Ангела». – Может, у нас самих уже дурдом?
Обалдевший от беспардонного наезда Васильев сразу даже не нашелся, что возразить. Поэтому лишь расписался в собственной ошибке.
– Понимаете, пожалел безработного ветерана войны… Примерно, как вы Андронова, – не преминул вставить шпильку Васильев. – Но, согласитесь, в случае с афганцем нам это оказалось на руку. Как я понимаю, у прокуратуры на данный момент основная версия такова: мол, у афганца по неустановленной причине случился рецидив болезни, то есть снова поехала крыша. И он… Впрочем, дальше пусть придумывают, как захотят. Не возбраняется. Прокурорским ищейкам жуть как невыгоден очередной «висяк». А тут есть за что зацепиться…
– Тогда и слава богу, хоть в этом повезло… – вздохнул Глушко и, наконец, принялся раскуривать свою знаменитую вишневого дерева трубку.
«Но вот что делать с Андроновым? Ума не приложу, – перескочил он мыслями на скользкую тему. – Васильеву не расскажешь, с каким заданием он отправил Андронова в Лондон. Дожил! Никому нельзя верить. Особенно в такое время. Не расскажешь и то, что его собутыльник Андронов, этот змей подколодный, словно сквозь землю провалился в этом треклятом Лондоне. Лучшие заграничные агенты ищут там. И все безрезультатно. Почти месяц прошел, как в Сохо из-под самого носа филера Николай Георгиевич смылся в неизвестном направлении. Известно только, что какая-то рыжая шлюха помогла ему сорваться с крючка… Ротозеи! Значит, надо непременно найти эту шлюху!
– Ты мне вот что скажи, Петр, откуда взялись в Андронове эти одержимость, злобность и жестокость цепного пса? Хорошо, конечно, что он упрям! Но в то же время своеволен, неуправляем, непредсказуем.
– Сам удивляюсь. Не знал его с этой стороны. Он вдобавок еще и изворотлив, как угорь. – Васильев не к месту рассмеялся, но, поймав хмурый взгляд босса, мгновенно утих.
– Опять твой прокол, кадровик! Ты его оформлял на работу, беседовал, проверял. Такую характеристику выдал Андронову, что хоть на Доску почета вешай. Но ладно, забыли. Сейчас меня интересует другое… Мотивации в его поведении. На что способен? До какого предела может дойти в своем грехопадении, понимаешь?
– А конкретнее?
– Конкретнее? Например, способен ли Андронов продать с потрохами? Или, к примеру, с отчаяния покончить с собой?
– Так вот вы о чем? – кадровик заерзал на стуле. Он начинал понимать, куда клонит Глушко. Что касается суицида, то это вряд ли. Николай эгоцентрик, каких мало. Слишком любит себя. Такие, как он, руки на себя не накладывают. Наоборот, когда ему плохо, он не обороняется, а сам идет в атаку!
– Вот этого я и опасаюсь. Сижу как на иголках! – в сердцах признался начальник.
– Другое дело, если Андронову помочь с суицидом, – неожиданно даже для самого себя брякнул Васильев.
Не зная, что и ответить, – кадровик попал в точку, – Глушко встал из-за письменного стола, подошел к бару, упрятанному в стенной шкаф, и коротко бросил собеседнику:
– Будешь?!
– Да нет, спасибо. У меня сердце давно пошаливает. Можно, Юрий Нилович, я задам вам один прямой вопрос?
– Валяй, коли прямой! – разрешил Глушко.
– Почему после взрыва на Рублевке сразу же не ликвидировали Андронова? Тогда ситуация была бы совершенно иной! Все было бы сейчас в шоколаде.
– Ты вот, Петр, шоколад любишь, а я деньги, – задумчиво сострил Глушак и сделал глоток коньяка. – Сейчас – да! Все было бы, возможно, в шоколаде. После того, что он натворил на Рублевке… Можно было все! Но, пойми, тогда я всех нитей этой истории еще не держал в руках. И потом, за майором еще был большой должок.
– Вел сапиентисимус потест ораре!.. – с пафосом изрек вдруг Васильев.
– Что-что? – недоуменно вскинул брови Глушко.
– Ничего особенного. Известное латинское изречение: «И мудрейший может ошибаться!»
– Ну, спасибо на добром слове, – пробурчал Глушко, не совсем уловив, шутит ли кадровик. – Просто понимаешь, Петр, майор в Лондоне должен осуществить одну важную миссию и в результате действительно может погибнуть… Но, увы! Пока ни результата, ни Андронова! Хотя это тоже в известном смысле результат.
Сотрудник на неожиданные откровения шефа отреагировал нервно: он мгновенно взмок и, сняв очки, стал дрожащими руками протирать затененные линзы.
